Петрашевцы

Зато А. Н. Плещеев явно намеревался продолжать свои вечера, которые он организовал параллельно с деятельностью кружка Дурова — Пальма. С ноября 1848 по февраль 1849 г. у Плещеева собирались друзья: сперва два раза в месяц, затем еженедельно. Круг этот в основном известен по вечерам у Дурова: Достоевские, Пальм, Дуров, Щелков, Мордвинов, Спешнев, Момбелли, братья Ламанские; из новых — посетители кружка Петрашевского В. А. Милютин, Н. Я. Данилевский, В. А. Головинский, а также бывшие лицеисты экономист В. П. Безобразов и чиновник А. В. Пальчиков. Читались у Плещеева, как и у Дурова — Пальма, литературные произведения, в том числе и запрещенные. Известно, например, чтение ядовитого фельетона Герцена «Москва и Петербург» (1842), ходившего по России в списках и совершенно нецензурного в течение всего XIX в. Если бы не арест, Плещеев несомненно продолжил бы свои вечера по возвращении в столицу.

В Петербурге с октября 1848 по апрель 1849 г. существовал еще один заметный кружок, в который входили известные нам петрашевцы — это кружок Николая Сергеевича Кашкина (1824–1914). Сын декабриста, Н. С. Кашкин серьезно заинтересовался социалистическими системами, особенно фурьеризмом. Узнав, что его сослуживцы, братья Константин и Ипполит Дебу, посещавшие «пятницы» Петрашевского, знакомы с трудами Фурье, Кашкин пригласил их к себе для совместного изучения и толкования сочинений французского утописта. К Кашкину стали ходить и другие петрашевцы, в том числе студент А. В. Ханыков, молодой чиновник, бывший лицеист Е. С. Есаков и вездесущий Н. А. Спешнев, который был желанным гостем во всех кружках и в самом деле успевал всюду. Из будущих петрашевцев, т. е. из тех членов, которые вначале вошли в кружок Кашкина, а затем уже стали посещать «пятницы», следует назвать Д. Д. Ахшарумова. Еще в кружке участвовали сослуживцы или друзья Кашкина: О. Ф. Отт, А. И. Европеус, Э. Г. Ващенко — всего человек 12.

Собрания были, как и у Петрашевского, еженедельные, но по вторникам. К новому году (1849) в квартире Кашкина поселились приехавшие из деревни родители, ему стало неудобно приглашать к себе единомышленников, и он упросил приятеля О. Ф. Отта устраивать вечера у него, и первые два месяца 1849 г. собрания были перенесены в дом Отта; в марте же несколько вечеров было проведено снова у Кашкина. Главная тема собраний — изучение трудов Фурье, а также дискуссии по научным проблемам. На одном из вторников А. И. Европеус говорил, по словам Ващенко, «о непотребуемости морали как науки, лишенной вовсе всякого значения в наше время; завелся спор»[212]. Сам Европеус пояснял: «… не об одной морали, а о науках неточных, к которым относил еще политическую экономию и метафизику, делая общее заключение, что эти науки, не имеют определенного объема и содержания»[213].

На следующем вторнике, видимо в развитие мыслей Европеуса, И. М. Дебу говорил «о политической экономии как о науке неположительной и фальшивой; опять завелся спор». В духе критических идей утопических социалистов, а также позитивизма О. Конта молодые ученые нападали на установившиеся системы философии и политической экономии как на ненаучные.

Для более основательного изучения научной литературы, как и в кружке Петрашевского, было решено организовать библиотеку из произведений социалистов и политэкономов, со взносом в десять рублей серебром; заведующим ею выбрали К. М. Дебу.

Почему же Кашкин и его друзья, в отличие от группы Дурова — Пальма не собиравшиеся давать кружку литературно-музыкальное направление и интересовавшиеся одной из главных тем кружка Петрашевского — фурьеризмом, не влились в «пятницы»? Тому было несколько причин. Братья Дебу, очевидно, не были удовлетворены весьма пестрым составом посетителей Петрашевского, среди которых можно было подозревать и шпионов, вообще — недовольны большим количеством народу, разноголосицей мнений; кроме того, Кашкин и братья Дебу намеревались, как только еще начинавшие заниматься фурьеризмом, всерьез, научно штудировать труды Фурье, а этим лучше было заниматься в малочисленной компании.