Однако он глубоко желал, правда, иногда запутанно и необдуманно экспериментируя, сделать Россию более мощной, белее современной и более уважаемой соседями. Разумеется, это включало интеллектуальное изменение и рост. Невежество и темнота должны были быть побеждены, знание распространить желательно в большем масштабе, чем прежде, внушить новую перспективу и, если необходимо принудительно, подключить к ней своих подданных. Он желал своего рода интеллектуальной революции в России, в которой образование, в самом широком смысле этого слова, будет главной движущей силой. Но для большей части его правления интеллектуальный прогресс, на который надеялся Петр, был сильно ограничен и утилитарен. В какой-то степени в этом виновны его собственные вкусы и склонности: его страсть к действию, к немедленному конкретному, ощутимому достижению, его нетерпеливое требование получать быстрые и ясно видимые результаты, — имели как отрицательный, так и положительный результаты даже в 1680-х и 1690-х годах. После 1700 года эта практичность и утилитаризм казались ему особенно существенными. Вид знания, в котором нуждалась Россия для победы в войне со Швецией и для экономического роста, как одной из основ этой победы, был техническим, зачастую даже узкопрофессиональным. Мастерство судостроения, инженерное дело, военные и производственные технологии, прикладное знание математики и иностранных языков — овладеть всем этим было самой насущной потребностью. Все остальные искусства, философия, научные знания в более глубоком и более общем смысле могли подождать. Россию нужно было учить. Но обучение, в тот момент по крайней мере, должно было быть в основном утилитарным, направленным на удовлетворение сиюминутных целей и незамедлительных военных потребностей. Страна должна быть убеждена или, если потребуется, принуждена сверху вступить на новый путь; и в этом процессе роль печати, до настоящего времени очень слабо развитой, выросла до значения необходимого оружия. Поток печатной продукции увеличивался быстро: в конце XVII столетия в России печаталось каждый год в среднем шесть книг, в то время как в начале 1720 года это число выросло почти до пятидесяти. Но надо учесть, что за все царствование Петра официальные бумаги — указы, манифесты и инструкции — составили больше половины всего, что было напечатано.
Вкусы и склонности Петра, ситуация, в которой он находился сам, отражались и на западноевропейских книгах, переведенных на русский язык в начале XVIII столетия. Было сделано беспрецедентное число переводов, Петр придавал им огромное значение, организовывал и поощрял их осуществление. Одним из наиболее интересных плодов его Великого посольства в Европу было учреждение в Амстердаме в 1698 году печатных работ под началом Яна Тессинга, который должен был производить российские версии иностранных работ. Тессинг и переводчик, обеспечивавший большинство его материалов, И. Ф. Копиевский, украинец-протестант, играли в течение некоторого времени решающую роль в русской интеллектуальной жизни[119]. Из молодых русских, получивших образование в Западной Европе во время правления Петра, приблизительно шестьдесят по возвращении домой использовались как переводчики, хотя не все они переводили книги. Но иностранные труды, ставшие доступными на русском языке, были в основном посвящены военному и военно-морскому делу, артиллерии, укреплениям и инженерному делу[120]. Книги такого рода дали некоторый стимул для интеллектуальных перемен, но довольно специфического вида. Иностранные учебники в русском переводе или российские, основанные на иностранных оригиналах, также играли существенную роль в образовательных планах Петра. Кроме того, важно помнить, что религиозная, и особенно молитвенная, литература типа Часослова или Псалтыри, печатались при Петре в намного больших количествах, чем когда-либо прежде. Они остались, как и в прошлом, единственной формой напечатанного труда, который большинство русских, даже едва грамотные, желали читать.