Это были значительные достижения. Однако деятельность этих учреждений мало чем отличалась от скольжения по поверхности проблемы. Большинство новых школ были малы, и многие из них (Морская академия, например) обслуживали почти исключительно сыновей военного и чиновничьего сословий. Для выходцев с более низких ступеней социальной и интеллектуальной лестницы было очень трудно добиться продолжения образования. В 1714 году было определено указом, что по два дипломированных специалиста Московской навигационной школы должны будут посылаться в каждую провинцию, чтобы преподавать «цифирь» (арифметику) и основы геометрии сыновьям помещиков и должностных лиц. Это было краеугольным камнем честолюбивого плана вынудить правящий класс обеспечить сыновей по крайней мере элементарным образованием. Это подкрепилось одним из самых печально известных и типичных для Петра указом — без свидетельства об удовлетворительном окончании курса обучения ни один молодой человек благородного или дворянского происхождения не имел права жениться. Однако факт, что «цифирные» школы были открыты также для представителей других классов, вел к сильной оппозиции со стороны землевладельцев, которые делали много, чтобы уменьшить их эффективность. В конце царствования имелось более сорока таких школ и приблизительно 2000 учеников. Двумя годами позже, однако, с удалением великого царя и его устрашающего присутствия число учеников уменьшилось до пяти сотен. «Гарнизонные школы» для сыновей солдат тоже внесли некоторый вклад в образовательный прогpecc: в 1717 году, например, в таких школах в С.-Петербурге было 159 учеников. Но они также были неадекватны как по числу, так и по качеству обучения, и не могли сделать больше, чем просто коснуться края проблемы. В Петровской России было невозможно создать действительно обширную систему образования, даже на относительно низком уровне. Наличие денег и образованных преподавателей — вот наиболее важные из необходимых условий для такого новшества, отсутствие которых резко сужало пределы того, что могло быть достигнуто; и собственная порывистость Петра и недостаток устойчивого внимания к предмету затрудняли любое длительное продвижение вперед.
Это образовательное усилие, со всеми своими недостатками, имело тем не менее преимущество — стимулирование значительного выпуска учебников различного вида. Тессинг, например, на рубеже веков выпускал вводные курсы по истории, арифметике и астрономии. Главное — что это были национальные российские учебники, а не переводы или адаптации иностранных трудов. Так, первый важный российский учебник для начинающих учиться читать появился в 1701 году, а российская грамматика — в 1706 году. Учебник арифметики, содержащий также материалы по алгебре, геометрии и тригонометрии, появился в 1705 году. И первый российский труд по динамике — в 1722 году. В 1710 году в Москве вышел российский учебник по географии, по-видимому, основанный на голландском оригинале. Все это вместе с такими изменениями, как всеобщее использование арабских цифр после 1700 года (они были известны в России намного ранее, но использовались редко) и публикация в 1702 году первого российского календаря (Копиевским в Амстердаме), означали реальное, хотя и неровное, продвижение вперед.
К картине технических школ, дополненных очень ограниченной структурой элементарного образования, должны быть сделаны некоторые дополнения. Не каждое успешное образовательное учреждение в Петровской России было полностью или даже преимущественно профессионально-техническим. Московская Академия, которая процветала в течение нескольких лет после ее учреждения в 1685 году, перенесла серьезный удар в 1693 году, когда братья Лихуды были отстранены от работы патриархом Иерусалимским и заточены в монастырь из-за наличия латинских и католических элементов в их обучении. В 1701 году, однако, Академия была восстановлена Стефаном Яворским и быстро стала наиболее важным центром католической мысли и идей. Укомплектованная украинцами (почти все преподаватели прибыли из Киева) и со студенческим корпусом, состоявшим вначале главным образом из украинцев, поляков или белорусов, она показывает ту степень, в какой любое интеллектуальное новшество в России, кроме технического, все еще зависело от влияния Украины. К 1720-м годам сила этого влияния привела к тому, что тип школы, обычной для всей Европы, в значительной степени иезуитской по духу и дающей классическое образование, основанное на латинском языке, риторике и философии, мог быть теперь найден во многих областях России. Эти школы, хотя и укомплектованные духовенством, свободно допускали обывателей в качестве учеников и должны были быть школами реальной и длительной важности. Факт, что большая часть российского епископата имела все еще украинское происхождение, поощрял их распространение, они внесли большой вклад в развитие российской жизни и культуры[123].