Это были только мечты. Антироссийский союз никогда не осуществился. Речь Посполитая (в отличие от правителя, Августа II) не подписалась под соглашением в Вене. Без его строгого соблюдения антироссийских полномочий было трудно достигнуть многого; но в феврале 1720 года Петр и Фридрих-Вильгельм I Прусский согласились сохранять нейтралитет так же, как и существующую политическую структуру. Это — первое проявление в истории фактора, который должен был объединять эти две державы в течение следующих двух столетий — обоюдное желание сохранять Польшу слабой и разъединенной. В июле король Пруссии, который самостоятельно заключил мир со шведами в феврале, объявил, что он не будет делать ничего, чтобы помогать Швеции или выступать против России, пока продолжается война. Без Польши и Пруссии никакая антироссийская лига не могла бы иметь реального влияния. Надежды на уход Петра со своих балтийских территорий были теперь простой фантазией; особенно когда Карл VI, как только русские оставили Мекленбург и Польшу, стал намного меньше интересоваться любыми видами эффективных действий против них[71].
Если бы Карл XII прожил больше (он был убит в декабре 1718 года при осаде норвежской крепости Фредериксхалль), возможно, что он согласился бы на русско-шведский мир, даже на такой, который повлек бы тяжелые территориальные потери на восточных берегах Балтики. В октябре — ноябре 1714 года шведский король, после пяти лет добровольного изгнания в Турции, проделал замечательную поездку в карете и верхом, большей частью только с единственным компаньоном, от Демотики во Фракии к Штральзунду, одной из немногих реликвий балтийской империи, все еще остававшейся в руках шведов. В последние годы своей жизни он делал большие усилия, со значительным успехом, пытаясь восстановить шведскую военную мощь. В эти годы активная дискуссия о политической линии, которой Швеции следовало бы держаться для успешной борьбы с врагами, теперь развернулась против самих шведов. С одной стороны, утверждалось, что необходимо сохранить главное, что сделало Швецию, по крайней мере для трех поколений, действительно великой державой, то есть ее позицию в Германии. Чтобы возвратить свои немецкие владения, Бремен, Верден и Померанию, отняв их у пылающих жадностью Ганновера, Дании и Пруссии, имело смысл предложить концессии Петру в обмен на мир и, возможно, даже получить российскую помощь против других противников Швеции. Однако, с другой стороны, против этого можно было бы возразить тем, что царь был наиболее опасным из всех ее врагов. Мир с Данией и Ганновером освободил бы ресурсы для использования против него. Это имело бы важное преимущество в перемещении места борьбы в балтийские провинции, далеко от непосредственно Швеции, таким образом ослабив напряжение войны. А это могло бы также привести в ее обоз британскую военно-морскую поддержку, которая будет очень полезна в любых новых кампаниях, в Ливонии или Эстонии. Шаткая антишведская коалиция должна быть сломлена. Но в каком направлении должно начаться мирное наступление?
Решение было трудным и осложнилось с момента, когда тесно переплелось с династической и фракционной борьбой в Швеции из-за престолонаследия ввиду бездетности Карла XII. Племянник короля, молодой герцог Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский, чьи собственные земли были оккупированы датчанами и который надеялся вернуть их, стоял за восстановление шведской власти на севере Германии и был поддержан сильной партией в Швеции. Ему противостоял принц Фридрих Гессенский, который в 1715 году женился на сестре Карла Ульрике Элеоноре (и который в 1720 году стал королем Фридрихом I Шведским), не имеющий никакого личного интереса в немецкой позиции и более сочувствующий идее длительного сопротивления России.