Петр Великий

Петр сам смирился с мыслью, что был теперь свободен концентрировать свои усилия против шведов в Померании. Он также старался ослабить удар, который старались нанести российскому престижу, изменяя версию мирных условий, которая через его агентов распространялась в Западной Европе. (Формулировка некоторых из пунктов была изменена, а одно из требований, предусматривающее, что Шафиров и генерал Шереметьев должны ехать в Константинополь в качестве заложников для выполнения соглашения, было опущено полностью)[64]. Но Петр был далек от того, чтобы видеть конец турецким осложнениям. Он принял условия, согласованные на Пруте, но с чрезвычайным нежеланием. Еще до конца года Апраксину, как губернатору Азова, было приказано передать город туркам и уничтожить Таганрог; и за несколько дней до того как это было выполнено, турки еще раз объявили войну. Это было не больше чем бумажная декларация; в апреле 1712 года Шафирову удалось подписать другое мирное соглашение. Все же ситуация оставалась непостоянной, частично из-за непрерывного турецкого опасения российской деятельности в Польше (от которой Петр на самом деле временно отстранил большинство своих во-оружейных сил в 1711 году и первой половине 1712 года) и также потому, что турецкая внешняя политика была в значительной степени во власти непрерывной персональной и фракционной борьбы в Порте. Очередное турецкое объявление войны пришло в ноябре 1712 года, затем еще одно в мае следующего года. Шафиров мало преувеличивал, когда жаловался Петру, что это непостоянное и лживое правительство меняет свою политику каждый час[65]. После июня 1715 года, после сложных переговоров, отношения России с Оттоманской империей стали на довольно твердую основу. Соглашение, подписанное в том месяце, не было особенно благоприятно для Петра; он вынужден был обещать полный уход России из Польши в течение двух месяцев. Однако это продолжало руководить его отношениями с его великим южным соседом и в остальную часть его правления. В ноябре 1720 года один важный результат неудачной кампании на Пруте был ликвидирован, когда Россия восстановила право содержать дипломатического представителя в Константинополе. Но Петр никогда не вернул Азов, место своей первой военной победы. Не был он способен и восстановить флот, который потерял в 1711 году. Усилия по продвижению на юг, которые поглотили так много ресурсов и энергии, в конечном счете завершились неудачей.

Смятение и неуверенность на южных границах и обещания отказаться от вмешательства в Польше не остановили продолжающееся продвижение российской мощи на восточные берега Балтийского моря и продолжающийся крах шведской империи. Финляндия была занята российской армией после небольшого сопротивления в 1713–1714 годах, в то время как осенью последнего года было начато первое прямое нападение непосредственно на Швецию: российская армия заняла Умео в Ботническом заливе и оставалась там в течение месяца. Петр также приобретал новых союзников, хотя трудных и ненадежных. В июне 1714 года русско-прусское соглашение предусматривало отделение большой части шведской империи и раздела ее между двумя державами (Россия должна была получить Эстонию, Ингрию, Карелию и Выборг, Пруссия — наиболее желанный ей порт Штеттин), и 1 мая 1715 года, после долгого колебания, Пруссия объявила войну Карлу XII. В октябре 1715 года соглашение, подписанное герцогом Ганноверским в Грайфсвальде на севере Германии, подтвердило еще раз, что в случае заключения мира Петр должен сохранить за собой Ингрию, Карелию и Эстонию, а при необходимости Ганновер окажет ему дипломатическую поддержку в сохранении Ливонии (текст был позже изменен, чтобы уменьшить его обязательства в этом отношении). Взамен шведские владения Бремен и Верден должны были отойти к Ганноверу, чьи отряды оккупировали Верден с 1712 года. Поскольку герцог Георг Ганноверский с 1714 года был также и королем Англии, на ка-кое-то время казалось, что де факто англо-русский союз, основанный на территориальных амбициях двух правителей, мог бы быть создан. Коммерческое соглашение серьезно обсуждалось в Лондоне; и Петр неоднократно предлагал возможность соглашения такого рода как приманку, чтобы привлечь британскую поддержку[66].