Петр Великий. Деяния самодержца

Были у Карла и другие причины. Если бы он остался со своей армией и даже благополучно добрался до Крыма, он был бы отрезан от родины и, находясь на задворках Европы, не мог бы влиять на ход событий. Зная, что Петр повсюду будет трубить о своей победе, он хотел иметь возможность распространить и шведскую версию случившегося. Карл полагал также, что если он достигнет османских владений, то, возможно, сумеет убедить турок вступить с ним в союз и дать ему армию, чтобы он смог продолжить войну. И наконец, Карл не мог забыть о доверившихся ему казаках Мазепы и Гордиенко. Сейчас он отвечал за этих людей. И Карлу, и его солдатам грозил только плен, казаки же в глазах царя были изменниками – их ждали пытки и виселицы. Было бы недостойно чести шведского короля допустить, чтобы его союзников постигла такая участь.

Все эти соображения подвели Карла к тому, что он решил взять с собой сколько возможно раненых шведов, личную охрану и казаков, переправиться через Днепр и двинуться степью прямо к Бугу – границе Османской империи. Там они попросят убежища и, залечивая раны, будут ждать, когда к ним присоединятся остальные. А те двинутся на север к бродам, переберутся через Ворсклу, повернут к югу во владения хана и соединятся с королем в Очакове, на берегу Черного моря. Собравшись вместе, они смогут возвратиться в Польшу.

В ту же ночь Карла перевезли через Днепр. Походную коляску короля пришлось переправлять на двух скрепленных вместе лодках. Всю ночь маленькие рыбацкие лодчонки сновали туда-сюда, перевозя раненых солдат и офицеров. Король взял с собой уцелевших драбантов – их осталось в строю всего восемьдесят человек, 700 кавалеристов, около 200 пехотинцев, канцеляристов и прислугу. Многие казаки Мазепы переплывали Днепр, держась за хвосты своих лошадей. Кроме того, перевезли часть шведской армейской казны и два бочонка с золотыми монетами, которые Мазепа прихватил из Батурина. Всего через реку переправилось около 900 шведов и 2000 казаков. На рассвете, прежде чем тронуться в путь, Карл с тяжелым чувством посмотрел на покинутый берег – в шведском стане не было видно никакого движения. Однако на горизонте появились облака, и многим подумалось, что это клубится пыль из-под копыт приближающейся конницы.

Командование армией принял Левенгаупт. Таково было собственное его желание – угрюмый генерал сам настоял на том, чтобы остаться с войсками и разделить их судьбу. Он и Крейц обсудили с королем маршрут следования армии к месту встречи в Очакове. Левенгаупт обещал королю, что, если его настигнет неприятель, армия примет бой. Последующие события показали, что король и его генерал не вполне поняли друг друга. Карл счел, что Левенгаупт обещал сражаться в любых обстоятельствах, а Левенгаупт решил, что ему надлежит драться, только когда он уведет армию от Переволочны. «Если, по милости Господней, этой ночью и завтра на нас не навалится сильный неприятель, да еще и с пехотой, то можно будет надеяться спасти армию». Так или иначе, истолковать приказ Карла и обещание Левенгаупта не смог бы никто, кроме них самих. Свидетелей этого разговора не было. Вину за то, что случилось впоследствии, Карл отчасти признавал и за собой. «Я виноват… Я забыл ознакомить всех генералов и командиров полков с приказами, о которых знали только Левенгаупт и Крейц». Вновь, как и во время злосчастной атаки Росса на редуты, неведение офицеров относительно общего замысла обернулось бедой.

Прежде всего Левенгаупт стремился поскорее уйти из Переволочны и, следовательно, вынужден был возвращаться по собственным следам на север, к одному из бродов через Ворсклу. Но войска были обессилены, многие не спали всю ночь, помогая переправлять короля и его сопровождение, и Левенгаупт распорядился, чтобы солдаты отдыхали. На рассвете предстояло тронуться в путь.

Оставшееся время употребили на то, чтобы приготовиться идти быстро и налегке. Деньги из полковых касс, были розданы людям под личную ответственность. Таким же образом распределили провиант и боеприпасы – каждый взял столько, сколько мог навьючить на коня. Остальное пришлось бросить, в том числе все подводы и фуры, которые могли замедлить движение войск. Артиллерию собирались взять с собой, но как только она станет обузой, ее тоже надлежало бросить.

Предоставленная солдатам для отдыха ночь не лучшим образом сказалась на дисциплине в шведском лагере. Все понимали, что спасение – на том берегу Днепра, и приказ поутру шагать назад, на север, был воспринят без энтузиазма. Сам Левенгаупт едва держался на ногах: его ко всему еще измучил тяжелый понос. В конце концов усталость одолела генерала и он погрузился в сон, продолжавшийся несколько часов.