Петр Великий

Славянофильские писатели охотно рисуют теперь нравы Древней Руси светлыми пленительными красками, ярко выступающими на темном фоне современной жизни западных народов. Это одно из последних прибежищ тезиса, не устоявшего ни на одном из остальных полей брани. Вообще довольно затруднительно изобретать все элементы самобытной культуры, какими должна была обладать в области просвещения, науки, искусства Московия XVI и XVII веков, чтобы соответствовать идеалу, составленному ее почитателями. Она не умела читать! Но ей принадлежит торжество в нравственности. Избегнув тройной испорченности Средневековья, эпохи Возрождения и современности, она оставалась чистой. Она была святой. Посмотрим.

Прежде всего кажется странным, каким образом никто из свидетелей и даже участников этой идиллии не сознавал ее прелести. Свидетельства иностранцев, Олеария, Маржерета, Флетчера, могут показаться сомнительными, но что думать о показаниях записок современника Желябужского, о которых мы уже упоминали и где текущая хроника ограничивается перечнем уголовного судопроизводства?

В ноябре 1699 года князь Федор Хотетовский наказан кнутом на одной из торговых площадей Москвы за продажу одного и того же поместья нескольким покупателям. В декабре двое владимирских судей, Димитрий Дивов и Яков Колычев, наказаны плетьми за подлог. Колычев был подкуплен двадцатью рублями и бочонком водки. В том же году некий дворянин Зубов преследуется как грабитель по большим дорогам. Воевода царицынский Иван Бартенев берет взятки и похищает замужних женщин и молодых девушек, превращая их в своих наложниц. Князь Иван Шайдаков уличен в разбое и убийствах.

Вооруженный грабеж настолько вкоренился в нравы того времени, что сам Петр, приложивший к его уничтожению всю свою энергию, оказался бессильным. В 1710 году еще приходилось посылать дозор для охраны непосредственных окрестностей столицы. В 1719 году судебная коллегия была уведомлена о присутствии в Новгородском и Можайском уездах шаек от ста до двухсот хорошо вооруженных разбойников. Саксонский резидент Лефорт писал в 1723 году: «Шайка из девяти тысяч разбойников, с атаманом, отставным полковником, забрала в голову сжечь адмиралтейство и другие учреждения Петербурга и избить иностранцев. Из них тридцать шесть были захвачены, посажены на кол и повешены за бок… Мы накануне какой-нибудь неприятной катастрофы; нищета увеличивается с каждым днем; улицы полны родителей, стремящихся продать своих детей. Приказано не подавать ничего нищим; куда же им деваться, как не идти грабить по большим дорогам».

Эти разбойники, вооруженные против иностранцев, подлинные представители Древней Руси, и трудно видеть в них что-либо идиллическое. Отличительные, характерные черты прошлого, свойственные им, тоже не блещут привлекательностью. Дикость и грубость. Немец, воспитатель царевича Алексея, Нейгебауер в 1702 году отставлен от должности, потому что осмелился найти неприличным поведение своего воспитанника, выгружавшего содержимое своей тарелки в блюда, предназначенные для остальных гостей. Между Нейгебауером, воспитанником Лейпцигского университета, и русскими, находившимися при царевиче, происходили постоянные столкновения, доходившие чуть не до драки. Свидетель, доктор Клюм, сидевший за обедом, рассказывает следующую сцену: «Во время стола, как принесли на стол жаркие куры, которые тот иноземец, разрушив, положил на блюде, и государь царевич изволил взять от той ествы, сперва одну куречью ножку и покушать несколько, положил на тарелку и хотел взять еще иную часть. И Алексей Иванович Нарышкин говорит, чтоб он, царевич, те части, которые кушал, для очистки тарелки положил на то ж блюдо. О сем услыша, Мартын говорил, что царевич лучше, нежели он, в том знает, понеже необыкновенно объеденные кости на блюдо класть, а мечут собакам. Потом царевич изволил нечто молвить Алексею Ивановичу тайно на ухо, а Алексей Иванович, измешкав немного, тоже молвил тайно на ухо учителю Микифору (Вяземскому). Мартын (Нейгебауер) говорил: „Непристойно за столом друг другу на ухо говорить при иных людях“… После того началась у Мартына с Микифором брань, и Мартын бросил пред царевичем нож и вилку и хватился за шпагу, крича: „Ничего вы не знаете, и у вас все варвары! Собаки вы! Гунеефоты!“

Царь указал: отказать Нейгебауеру от службы за то, что писался самовольно гофмейстером и ближних людей называл варварами и бранил всякою жестокою бранью.