Петр III

«Жизнь императрицы не может быть долгой, — рассуждал новый министр иностранных дел Франции герцог Этьен-Франсуа Шуазель в инструкции маркизу Лопиталю. — Малейшее отклонение в состоянии здоровья... послужит поводом к большим переменам в государстве»¹¹.

Однако пока Елизавета была ещё в силах доставить неприятности не только прусскому королю, но и своим временным союзникам. Русские войска продвигались к Данцигу, надеясь занять его и встать на зимние квартиры. Переход такого важного стратегического центра под контроль Петербурга встревожил Париж. Один из помощников Лопиталя, граф де Мессельер вспоминал о событиях октября 1758 года: «В это время она (Елизавета. — О. Е.) могла занять этот ганзейский город, на что соглашался его магистрат; но дворы Венский и Версальский поставили на вид Петербургскому, что это значило бы нарушить права Германской империи... В то же время французская армия овладела Франкфуртом-на-Майне, самым привилегированным из городов Германии. Это противоречие, по справедливости, поразило русское правительство, и императрица заявила своим союзникам, что... оставляет за собой безраздельно всё, что ею будет завоёвано»¹².

Такой шаг указывал на желание Петербурга сохранить занятые земли, в первую очередь Восточную Пруссию. Если приглядеться к действиям русских войск в Померании — а это и гуманное отношение к населению, и разрешение коммерции в прежнем объёме, и покровительство местной лютеранской церкви, и открытие в Кёнигсберге православного храма, а затем монастыря, чеканка немецкой монеты с надписью «Elisabeth rex Prussiae» — «Елизавета королева Пруссии», — то создаётся впечатление, что императрица была не прочь удержать эти территории за Россией.

Прощупывая почву, Иван Шувалов попытался обсудить перспективу присоединения Восточной Пруссии с Робертом Кейтом. Шаг неосмотрительный, поскольку английский посол тут же донёс о разговоре в Лондон, а оттуда вести быстро долетали до союзного британцам Берлина. «Я заверил господина Шувалова, что в таком случае война ничуть не приблизится к окончанию, — писал Кейт. — ...Захват Россией в полное владение сей провинции явится поводом для постоянной зависти других держав и источником распрей в Европе».

Кейт прекрасно понимал, что русские войска уже стоят там, где хотят остаться. Поэтому он постарался запугать фаворита солидарным недовольством бывших союзников и противников. «Ежели по неизбежной фатальности ныне и невозможно воспрепятствовать сему, тем не менее все державы при первой же оказии будут стремиться вырвать у России её добычу... Она возбудит против себя весь свет»¹³. Какие знакомые слова. Многое ли изменилось за два с половиной столетия?

Цорндорф не мог служить весомым доводом в пользу русских притязаний. Требовались новые победы, чтобы дипломаты могли заговорить увереннее. Представленный Фермором на рассмотрение Конференции при высочайшем дворе план кампании 1759 года был отклонён, а сам командующий заменён на генерал-аншефа Петра Семёновича Салтыкова, прибывшего в армию в июле 1759 года. Ему было предписано объединиться с австрийской армией. 26 июля русские части выступили из Познани к реке Одер. Менее чем через месяц они встретились с австрийцами во Франкфурте-на-Одере, создав тем самым непосредственную угрозу Берлину.

Фридрих II решил дать бой объединённой австро-русской армии, несмотря на её превосходство в людях и артиллерии. 1 (12) августа пруссаки атаковали русских, стоявших на правом берегу Одера у деревни Кунерсдорф. С севера наши войска прикрывала болотистая низина, и прусский король повёл наступление с юго-востока, охватывая левый фланг неприятеля. Фридрих попробовал вновь применить «косой» боевой порядок, однако условия местности не позволяли ему маневрировать. Фронт пруссаков оказался слишком узок из-за оврагов и ручьёв, поэтому ни пехота, ни кавалерия полностью не могли развернуться. Сражение было проиграно, воины Фридриха обратились в бегство. Случайная пуля настигла короля, и только золотая готовальня, находившаяся в кармане камзола, спасла ему жизнь.

После сражения под Кунерсдорфом армия Салтыкова направилась в Силезию, где нанесла противнику ещё несколько поражений. Настало время вновь заговорить о Восточной Пруссии. Союзники вели себя так, точно этот пункт претензий — для них полная неожиданность. «Две победы, одержанные русскими, — писал министр иностранных дел Франции граф Шуазель, — произвели большую перемену в системе и политических устремлениях России... [Она] недвусмысленно требует вознаграждения за военные издержки». Что же тут удивительного? «Но разумная политика не должна позволить петербургскому двору воспользоваться преимуществами нынешнего положения»¹⁴. Почему?

В Версале были уверены: Россию, как и в 1748 году, удастся отстранить от мирных переговоров, поскольку она — сторона вспомогательная и её услуги уже оплачены. Елизавета должна возвратить армию в границы империи, удовольствовавшись довоенной субсидией и не получив территориальных приращений.