Всё сказанное свидетельствует о непростой ситуации в окружении Екатерины. Каждый из «друзей» намеревался пожинать лавры, а натолкнулся на непредвиденные препятствия. Безусловно выиграла одна императрица. Вместо регентства она получила корону. Но и её положение оставалось крайне неустойчивым.
Перед гвардейскими «вожаками» открывалась блестящая будущность. Никто из них прежде не мечтал вступить во дворец, занять высокую должность, обрести богатства и титулы. Однако они в первые же часы после переворота почувствовали, насколько не ко двору знати. Представители вельможной партии ощущали себя в наибольшей степени обманутыми, так как, во-первых, предпочитали сохранить «законность» при передаче короны Павлу, а во-вторых, претендовали на первые места вокруг трона. Они вовсе не жаждали потесниться ради каких-то выскочек.
Прежде Григорий Орлов оставался тайным возлюбленным. Но после победы ему предстояло выйти из тени, стать фаворитом в полном смысле слова. То есть открыть себя для ударов. Это и произошло. Получение «красной александровской ленты» и «камергерского ключа», «что даёт чин генерал-майора», как бы обнародовало фавор. Рубеж был пройден.
«На следующий день, — сообщала Дашкова о 1 июля, — Григорий Орлов явился к обедне, украшенный орденом св. Александра Невского. По окончании церковной службы я подошла к дяде и к графу Разумовскому и... сказала смеясь:
— ...Должна вам сказать, что вы оба глупцы»53.
Очень откровенная сцена. Гетман и воспитатель наследника названы «глупцами» не только потому, что не поверили молоденькой союзнице, будто «Орлов — любовник её величества». Но и потому, что считали себя первыми лицами в перевороте.
Свои резоны противостоять братьям-заговорщикам имелись у Панина. Он не просто защищал права воспитанника. Его идея состояла в том, чтобы ограничить власть юного монарха при вступлении на престол. Для этого создавался Совет с законодательными функциями. Пока Екатерина соглашалась быть регентом, цель казалась достижимой. Но при взрослом самодержце, с первых шагов показавшем свою самостоятельность, дело обстояло иначе. Влиять на Екатерину до тех пор, пока она опиралась на Орловых, а через них на гвардию, было сложно.
Тем не менее Панин выступил с проектом создания постоянного Совета из несменяемых членов, без которого государь не мог принимать решений54. Если вчитаться в текст этого документа, то станет ясно, что самую желчную критику Никиты Ивановича вызывала система фаворитизма. Сказались и его личная неприязнь к Ивану Шувалову, и прошлые унижения. Фавориты — «прихотливые и припадочные люди», как именовал их Панин, — вмешивались в работу государственного механизма и вершили дела по своему произволу. В качестве примера вельможа избрал «эпок Елизаветы Петровны». «Временщики и куртизаны», писал автор, создали собой «интервал между государя и правительства», не считая себя «подверженными суду и ответу перед публикою». Такого положения следовало избегать впредь.
Ныне на смену хищной клике Шуваловых пришли Орловы. Этого умный вельможа не писал, но Екатерина не могла не понять, в кого он целит. В качестве средства, которое оградит государственный аппарат от повторения елизаветинского горького опыта, Никита Иванович и предлагал Совет с законодательными функциями. При этом ловко выставлял новый орган защитником власти монарха перед её похитителями — фаворитами. «Спасительно нашему претерпевшему отечеству... намерение Вашего величества, чтобы Богом и народом вручённое вам право самодержавства употребить с полной властью к основанию... формы и порядка». «В сём проекте установляемое формою государственною верховное место... законодания, из которого, яко от единого государя и из единого места, истекать будет собственное монаршее изволение, оградит самодержавную власть от скрытых иногда похитителей оной»55.
Следуя заявленной логике, Екатерина должна была своими руками лишить себя власти. Для того чтобы умная, волевая императрица, едва получив корону, совершила подобный шаг, требовались экстраординарные обстоятельства.
Глава тринадцатая
ЦАРЕУБИЙСТВО
Мы остановились на внешне- и внутриполитической ситуации после переворота именно потому, что обычно драму в Ропше рассматривают вне контекста сопутствовавших ей событий. Благодаря этому рвутся нити, связывавшие гибель Петра III с конкретной обстановкой, замыкая исследователей в узком ропшинском мирке.
29 июня в Петергофе Панин лично отобрал «батальон в триста человек» для охраны свергнутого императора, «чтобы отвратить пьяных и усталых солдат от возможности покушения». Раздавленный, измученный Пётр умолял разрешить Елизавете Воронцовой остаться с ним. «Ответ последовал отрицательный»1.