Гадать о том, сумел бы Петр преодолеть эти страсти и стать добродетельным государем, бессмысленно, хотя некоторые признаки его исправления, правда слабые, все же имеются. Так, как мы помним, он велел раздать приближенным свою псарню — однако это не помешало ему по-прежнему убивать время на охоте. В последние недели жизни царь, по свидетельству Братислава, увлекся музыкой, стал прилежно упражняться на виолончели и после нескольких уроков мог исполнять два менуэта. Но и страсть к музыке, если бы она даже стала устойчивой, не дает оснований усмотреть в ней задатки государственного деятеля.
Какие-то акции государственного характера Петр II все же принимал. Но и их трудно занести ему в актив. Важнейшим следствием пребывания Петра II на престоле можно признать длительное пребывание двора в Москве. После коронации юный император не торопился возвращаться в северную столицу. В связи с этим возникла опасность того, что Петербург лишится статуса столицы империи и придет в упадок. На перенесении столицы обратно в Москву настаивали вельможи, чьи имения были расположены в центре Европейской России. Они испытывали большие неудобства от того, что Петр Великий объявил Петербург столицей страны. В Москве были лучше климат, почва; новая же столица, как известно, была подвержена наводнениям.
Но сам Петр в этом вопросе отнюдь не руководствовался государственным интересом. Москва и окрестности привлекали его прежде всего обилием дичи всякого рода и возможностью удовлетворить свою страсть к охоте.
Еще об одном эпизоде, свидетельствующем хоть о каком-то интересе императора к государственным делам, упомянул Маньян. Правда, эпизод этот носит частный характер: летом 1729 года царь устроил смотр для двух гвардейских полков. Солдаты выполняли команды так дурно, что Петр, «разгневавшись, удалился внезапно, не ожидая конца смотра».
Портрет Петра II
Сказанное выше позволяет сделать несколько выводов. Важнейший из них следующий. Петр II вкусил силу власти гораздо раньше, чем у него появилась возможность понять, как следует распоряжаться этой властью. В этом, как это ни покажется парадоксальным, виноват прежде всего Остерман. Это он внушил Петру мысль свалить Меншикова, то есть совершить акцию, равнозначную дворцовому перевороту. Падение же Меншикова означало, что не осталось ни одного человека, способного хоть как-то влиять на императора-отрока. Еще больше укрепила у отрока мысль о вседозволенности коронация. Правда, вседозволенность эта не успела реализоваться в акциях государственного значения и ограничивалась поступками, относящимися к бытовой сфере жизни двора.
Ну а в дальнейшем вина за то, что ублажались любые капризы отрока, в том числе не свойственные его юному возрасту, целиком и полностью лежит на сыне и отце Долгоруких. Впрочем, они, по большому счету, лишь продолжили то, что начал Меншиков. Его затея с помолвкой императора, которому не исполнилось и двенадцати лет, должна была превратить малолетнего главу государства в фактическую марионетку в его руках. У Меншикова это не получилось. Не получилось, как мы увидим, и у Долгоруких.
Глава 8
Вторая несостоявшаяся женитьба
С падением Меншикова Петр II освободился от жесткой опеки светлейшего. Но обрести независимость от взрослых, самостоятельность в поступках и суждениях он, разумеется, не мог. Его воспитателем оставался А. И. Остерман, но и влияние Остермана на императора с каждым днем ослабевало в пользу фаворита Ивана Долгорукого, а затем его отца князя Алексея Григорьевича.
Как мы уже говорили, влияние Долгоруких совершенно не походило на влияние Меншикова. Самородку Меншикову алчность и беспредельное честолюбие не мешали быть государственным деятелем, вполне понимавшим необходимость дать наследнику трона должное воспитание и образование. У ограниченного князя Алексея, напротив, интерес к судьбе императора не простирался далее использования своего влияния для личной корысти. Влияние Долгоруких опиралось лишь на удовлетворение капризов своенравного отрока и поощрение его нездоровых наклонностей.