Составить точное представление о личности Петра II затруднительно, ибо неведомо, какие пороки или добродетели взяли бы верх, достигни он взрослого возраста, — деспотичность или добродетельность, милосердие или жестокость, праздность или трудолюбие, инертность или любознательность и тяга к знаниям. Напомним, что его дед, Петр Великий, в детстве вообще не получил никакого образования; его воспитателем была улица, однако став взрослым, он вошел в историю как крупнейший государственный деятель России и достиг благодаря тяге к знаниям громадных успехов в кораблестроении, артиллерийском деле, навигации, законотворчестве и др. Петр II предстает перед нами не зрелым человеком со своими независимыми убеждениями, но подростком, от которого бесполезно ожидать самостоятельных воззрений и тем более поступков, не навязанных извне. В соперничестве за влияние на царя победу одержали Долгорукие.
Три фактора оказывали решающее влияние на характер Петра II. Причем два из них действовали в диаметрально противоположных направлениях. Меншиков, сестра императора великая княжна Наталья Алексеевна, а отчасти и царица-бабка в той или иной степени пытались привить Петру свойства, соответствовавшие его сану: образованность, рассудительность, солидность в поведении, чувство долга перед подданными. Совсем в ином направлении действовали Долгорукие, которые заслуживают самого сурового осуждения за то, что прививали отроку не добродетели, а пороки.
Особое место в формировании личности императора занимает А. И. Остерман. С одной стороны, он пытался воспитать Петра, а с другой — способствовал становлению и развитию как раз тех свойств его характера, с которыми со временем ему же довелось безуспешно бороться.
Несомненно, именно Остерман составил указ, подписанный Петром II 6 сентября 1727 года, в котором объявлялось о намерении царя присутствовать на заседаниях Верховного тайного совета. В соответствии с ним надлежало считать действительными только те указы, которые были лично подписаны царем. Это заявление означало, что отрок освобождает себя от опеки Верховного тайного совета и тем самым становится полноправным, самодержавным императором. Эта акция явилась важной вехой в формировании характера Петра: она укрепила веру ребенка в свою вседозволенность, в свое право повелевать и требовать неукоснительного исполнения повелений всеми подданными.
Но не прошло и месяца, как объявленное обязательство подписывать указы наскучило Петру. 3 октября он отменил его: «Хотя велено исполнять указы, подписанные нашей рукою, теперь дозволяется выполнять подписанные тайным советником Василием Степановым»[131].
Джинна выпустили из бутылки. В сознании царя окончательно укрепилась мысль, что никто ему не смеет перечить, что его желания должны немедленно исполняться, что он вправе игнорировать советы старших.
В сложившейся ситуации попустительство Долгоруких, готовых не только удовлетворять страсть императора к охоте, но и разжигать ее, оказалось более привлекательным, чем скучное овладение знаниями.
Слабые попытки вернуть царя к учебе не могли иметь успеха. Наставник не готов был ради этого рисковать собственной карьерой, а Петр, вкусив прелести самодержца, отвергал всякие поползновения на свои прерогативы.
Испытание властью способен выдержать далеко не всякий взрослый человек, а тем более подросток, чьи прихоти немедленно и с подобострастием исполнялись. А ведь в том возрасте, в котором находился Петр, такая вседозволенность неизбежно способствовала развитию дурных наклонностей: деспотизма, жестокости, эгоизма и т. д. Мысль о безграничной власти рано внедрилась в его сознание и, как и следовало ожидать, не пошла ему на пользу. Петр не знал и не мог знать, как распорядиться ею. Всевластие и вседозволенность реализовывались в капризах и прихотях, в нежелании прислушиваться к советам старших.
Было бы опрометчиво и легкомысленно высказывать категорические суждения о том, каким стал бы император, если бы он не скончался в 1730 году от случайной болезни. И все же скудные свидетельства современников склоняют к мысли о том, что Петр II готов был подражать не деду, а отцу, а отчасти и своей предшественнице на троне, супруге Петра Великого Екатерине Алексеевне, использовавшей трон лишь для удовлетворения личных удовольствий. Так, из нескольких высказываний Петра II следует, что он не любил Петербург, равно как не любил моря, и обещал «не гулять по морю так, без всякой цели, наподобие царя, его деда». Не беремся судить, отражают ли эти высказывания собственное мнение юного царя или внушены ему Долгорукими.