На первый взгляд наше утверждение может показаться парадоксальным, во всяком случае, будто бы противоречившим общеизвестным фактам, когда внимание царя отвлекали дела, кажущиеся второстепенными. Например, накануне Полтавской генеральной баталии он находит время, чтобы заниматься совершенствованием шрифта, или обсуждением качества перевода книг, или заботами о сохранении чучела любимой собаки, – делами, казалось бы, далекими от главного, чем были заняты в этот момент мысли царя. Однако оказывается, что содержание книг, переводимых на русский, было не развлекательным, а деловым и имело военное значение: речь в них шла о строительстве и разрушении крепостей. Когда Петр работал над упрощением шрифта, который должен был заменить витиеватый церковнославянский, это тоже была забота о повышении боеспособности армии, точнее, о подготовке фортификаторов. Что касается чучела Лизетты, то и здесь Петр преследовал определенную цель – подготовку к созданию Кунсткамеры. Все это свидетельствует о широте взглядов царя и умении видеть перспективу.
В то же время, готовясь к генеральной баталии, Петр не растрачивал своих усилий на создание линейного флота на Балтике, на строительство новой столицы, хотя мы знаем, сколь неравнодушен был царь к кораблестроению и к своему парадизу – Петербургу. Окончательное решение построить в устье Невы новую столицу было принято только после овладения Выборгом, обеспечившим безопасность города.
Рациональными соображениями царь руководствовался и при осуществлении административных реформ. В начальный период они, как известно, проводились стихийно, отвечали сиюминутным потребностям, учреждения создавались без соответствующей теоретической подготовки, без правового обоснования их необходимости и изучения опыта государственного строительства в странах Западной Европы. Реформы первого периода напоминали заплаты на износившемся кафтане. Но иных способов совершенствования правительственного механизма у царя не было, ибо главные его помыслы были прикованы к театру военных действий. Зато через два-три года после Полтавы царь проявил и присущую ему целеустремленность, и тщательность подготовительных мер к проведению административных преобразований.
Итак, учет реальных возможностей и наличных ресурсов пронизывает все преобразовательные начинания царя. Именно этими обстоятельствами был обеспечен успех. Быть может, исключением из правил следует признать Прутский поход. В нем обнаруживаются элементы авантюризма, конечно же, навеянные потрясающим успехом под Полтавой, вскружившим Петру голову. Уроки неудачи на Пруте Петр тоже усвоил твердо, и ничего его так не беспокоило в Каспийском походе, организованном 11 лет спустя, как опасность повторить промахи Прутской операции.
Третьим важнейшим критерием масштабности государственного деятеля и его организаторских талантов является умение подбирать себе сподвижников.
Государственный деятель нередко находился в плену страха перед сильной личностью сподвижника, его обаянием и умением обнаружить комплекс неполноценности у своего партнера, чтобы потом использовать этот комплекс в своих интересах. Не держи советников умнее себя – этим запретом, преподанным Грозному одним из политических деятелей его времени, руководствовался не только этот царь, но и его преемники.
Страх пользоваться услугами советника умнее себя у Петра отсутствовал. Напротив, его поиски сподвижников были нацелены на обнаружение людей талантливых и столь же исполнительных, преданных преобразованиям и не жалеющих живота своего для внедрения новшеств в жизнь. Царю принадлежит крылатая фраза: «Славу королям создают их министры».
Еще задолго до того, как в 1722 году «Табель о рангах» провозгласила критерием годности к службе не происхождение, а деловые качества, Петр при подборе сподвижников смело пошел наперекор традициям и комплектовал свою «команду», привлекая в нее людей разной социальной и национальной принадлежности. В ее составе можно было обнаружить шотландца Патрика Гордона и голландца Андрея Виниуса, еврея Петра Шафирова и литовца Павла Ягужинского, аристократа Василия Долгорукого и бывшего пирожника Александра Меншикова, боярина Бориса Шереметева и его холопа Алексея Курбатова.