Петр I

«Во время аудиенции на царе была корона, украшенная драгоценностями, не уступающая по своей цене ни папской, ни какой-либо иной из принадлежащих другим государям. Одеяния его усеяны изумрудами, алмазами и рубинами, некоторые из коих величиною с небольшой орех. Столь же великолепен был и царевич. После аудиенции царь пошел обедать, и сотня придворных подавала ему на красивой золотой и серебряной посуде кушанья, коих было так много, что для них понадобилось бы двадцать повозок».

Присутствовавшие при бракосочетании нынешнего царя с удивлением рассказывали о множестве и красоте драгоценностей, украшавших корону, цена которых превышала всякое воображение. Однако царь любит простую одежду и немногочисленную свиту. В то время, о котором идет речь, несмотря на все беды в его семействе, за его санями следовали не более двух или трех слуг, когда он днем и ночью разъезжал по городу, усердно занимаясь розыскными делами, хотя оные были поручены тайному советнику Толстому и сенатору Мусину-Пушкину.

Граф Самарин⁴⁸ и граф Петр Матвеевич Апраксин, бывший губернатор Астрахани, были оправданы. Против сего последнего не нашлось никаких улик, кроме того что он ссудил царевичу перед отъездом из Петербурга три тысячи рублей, ничего не зная о его намерениях. Однако генерал-лейтенант князь Василий Владимирович Долгорукий содержался за крепким караулом.

Главными обвиняемыми в сем деле кроме царевича и Кикина были: первая царица Евдокия Лопухина, ее духовник, царевна Мария Алексеевна, сибирский царевич, Степан Глебов, ростовский епископ Досифей и казначей суздальского монастыря. 26 марта некоторые из них были казнены на Торговой площади: Степан Глебов посажен на кол, епископ Досифей, Кикин, казначей суздальского монастыря и еще один московит колесованы. Тело епископа сожгли, но его голову, равно как Кикина и других, воткнули на кол. Тело Глебова было положено внутри квадратной загородки, нарочито для сего сооруженной, по углам которой поставили колья с головами казненных. Пажа Баклановского и монахинь пощадили, ограничившись одним только телесным наказанием. Все остальные узники были препровождены в Петербург. Сия казнь позволила мне судить о многочисленности жителей Москвы; полагают, что на площади собралось от двухсот до трехсот тысяч человек.

Когда царя поздравили с обретением в империи прежнего спокойствия, благодаря неустанным его трудам и той твердости, каковую он выказал в раскрытии заговора и наказании его участников, его величество ответствовал на сие: «Если загорается солома, огонь быстро распространяется, но, встретив железо и камень, пламя тухнет само собой».

Не могу не заметить, сколь необоснованны все слухи о будто бы происходивших в Московии мятежах и волнениях или хотя бы об угрозе оных. Слепой народ содержится в столь строгом повиновении и царь столь прочно занимает свой трон, что если и есть недовольные, то малейшая попытка к возмущению обойдется мятежникам чрезвычайно дорого, ибо войско всецело предано своему государю. Для бунта необходимо подстрекательство со стороны духовенства или кого-либо из знатных персон. Однако большинство священников низкого происхождения и посему не имеют богатых и влиятельных родственников, а с другой стороны, богатейшие миряне переселены в Петербург, где царь следит за каждым их шагом и посему может ничего не опасаться. Известно, сколь ограничена в Московии власть духовенства, хотя сам монарх отнюдь не претендует на то, чтобы лично преследовать клириков и иерархов, а всегда делает это при содействии церкви. Именно по сей причине оказалось столь затруднительно снятие духовного сана с Ростовского епископа, поелику иерархи ссылались на невозможность сего при отсутствии патриарха.

Однако царь возразил им, что поелику в их власти посвящение в епископский сан, в равной мере они могут и снять его.

Что касается дворянства, то хотя оное всегда находилось в сильной зависимости от царей, ныне оно подчинено монарху неизмеримо более, чем прежде. Сему способствовал брат нынешнего государя, царь Феодор. Собрав всех дворян, он повелел им представить все их грамоты о привилегиях и титулах, и когда они принесли их, царь, даже не читая, бросил все в огонь, объявив, что отныне привилегии и преимущества будут основываться только на личных заслугах, независимо от рождения. Ныне царствующий государь вполне утвердил действие сего закона.

Май

<…> Государственных преступников, находившихся в Москве, перевезли в Петербург, куда доставили и любовницу царевича, арестованную в Лейпциге, однако родственник царя по матери камергер Нарышкин был всего лишь сослан в свои поместья, где, как говорят, он сошел с ума.

Из Константинополя прибыл ага⁴⁹, который вручил верительные грамоты великому канцлеру, но поскольку Порта весьма дурно обошлась с последним московитским посланником, этот ее представитель был принят с нарочитой холодностью, и ему даже не предлагали места во время аудиенций.

Царь развлекался ближними поездками, но более всего прочего осмотром двадцати двух линейных кораблей, приготовлявшихся к навигации.