Пьесы

Кошон(тоже встает, но считает нужным заявить о своем несогласии). Я не возьму греха на душу. Суд церкви свершится нелицеприятно. Я до конца буду бороться за душу этой девушки.

Варвик. И мне ее жаль, бедняжку. Не люблю прибегать к таким суровым мерам. Если бы можно было, я бы ее пощадил.

Капеллан(неумолимо). А я бы собственными руками бросил ее в огонь.

Кошон(благословляя его). Sancta simplicitas![14]

Картина 5

Один из приделов в Реймском соборе; дверь в ризницу. На высоком круглом постаменте — распятие. Под звуки органа молящиеся покидают церковь после коронации. Жанна стоит на коленях перед распятием и молится. Она великолепно одета, но по-прежнему в мужском костюме. Орган умолкает. Из ризницы выходит Дюнуа, тоже в пышном наряде.

Дюнуа. Ну, Жанна! Довольно тебе молиться. Ты столько плакала. Ты простынешь насмерть, если еще будешь стоять тут на коленях. Уже все кончено, собор опустел; а на улицах полно народу, и все требуют Деву. Мы им сказали, что ты осталась в церкви — помолиться в одиночестве, но они хотят, чтобы ты еще раз к ним вышла.

Жанна. Нет. Пусть вся слава достанется королю.

Дюнуа. Он только портит картину, бедняга. Нет, Жанна. Ты его короновала — ты должна все проделать, что полагается.

Жанна отрицательно качает головой.

(Поднимает Жанну.) Пойдем, пойдем! Еще час либо два — и конец. Что тебе так трудно? На мосту под Орлеаном небось было труднее? А, Жанна?

Жанна. Ах, милый Дюнуа, как бы я хотела опять очутиться на мосту под Орлеаном! Там, на мосту, мы жили!

Дюнуа. Да. А кое-кто из нас и умер на этом мосту.

Жанна. Как странно, Джек! Я такая трусиха, перед битвой я вся дрожу от страха. Но потом, когда все кончено и опасность миновала, мне так становится скучно. Так скучно, скучно, скучно!

Дюнуа. Ты должна научиться быть воздержанной в войне, — как ты умеешь быть воздержанной в пище и питье, моя маленькая святая.

Жанна. Милый Джек! Ты любишь меня, правда? Как солдат любит своего товарища.

Дюнуа. Ты в этом нуждаешься, бедное невинное дитя. Господь с тобой! У тебя не слишком много друзей при дворе.

Жанна. Да, почему все эти придворные и рыцари так меня ненавидят? Что я им сделала? Я ничего не просила для себя, — только чтобы мою деревню освободили от податей: нам не под силу платить военные налоги. Я принесла им удачу. Я принесла им победу. Я наставила их на истинный путь, когда они делали всякие глупости. Я короновала Карла, сделала его настоящим королем. И все почести, какие он теперь раздает, все досталось им. За что же они меня не любят?

Дюнуа(подсмеиваясь над ней). Ду-ро-чка! Ты ждешь, что глупцы будут любить тебя за то, что ты разоблачила их глупость? Разве старые полководцы, выжившие из ума путаники и тупицы, любят удачливых молодых капитанов, которые отнимают у них командование? Разве искушенные в политике честолюбцы питают нежность к выскочке, который усаживается на их место? Разве архиепископам приятно, когда кто-то оттирает их от алтаря, пусть даже это будет святой? Да будь у меня чуточку больше честолюбия, я тоже стал бы тебе завидовать.

Жанна. Ты здесь лучше всех, Джек. Единственный мой друг среди всей этой знати. Твоя мать, наверно, сама была из простых. Когда я возьму Париж, я брошу все и вернусь к себе в деревню.

Дюнуа, Еще неизвестно, дадут ли тебе взять Париж.

Жанна(изумлена). Что?..

Дюнуа. Я бы сам давно его взял, кабы тут все было чисто. Сдается мне, они бы не прочь, чтобы Париж взял тебя. Так что берегись.

Жанна. Джек, мне несдобровать, я знаю. Если меня не прикончат годдэмы и бургундцы, так это сделают французы. Не будь у меня моих голосов, я бы совсем потеряла мужество. Потому-то я и ушла сюда потихоньку — помолиться наедине после коронации. Послушай, Джек, я тебе что-то скажу… Мои голоса приходят ко мне в колокольном звоне. Не тогда, когда колокола звонят все разом, как сегодня, — это просто трезвон и больше ничего. Но вот здесь, в уголке, где звон как будто нисходит с неба и все полно отголосков… или где-нибудь в поле, когда кругом тихо-тихо и колокола поют вдалеке, — тогда в этом звоне я слышу мои голоса.

Соборный колокол отбивает четверть.