Пестрота отражений (СИ)

Перед глазами мутится, во всяком случае, вид молока в бутылочке расплывается. Я стараюсь сфокусироваться — мне вообще-то не привыкать подолгу не спать. Сфокусировавшись, понимаю, что молоко колышется, как будто стол кто-то толкнул. Но это стол, на котором стоит анализатор, он встроенный и дополнительно укреплён, чтобы избежать даже незначительных вибраций.

Моргнув, присматриваюсь. Молоко в бутылочке неспешно проворачивается, как будто его только что размешали. Прямо у меня на глазах оно замедляется, останавливается и начинает крутиться в другую сторону.

— Это только я вижу? — спрашиваю, почти забыв о присутствии Кира.

— Не только, — неровным голосом отвечает он.

Я хватаю пипетку и бегу к микроскопу. Очевидно, в молоке хозяев леса должны быть живые клетки. Может, бактерии или археи, которые могут двигаться. Немудрено, что воспроизведённый химический состав дал совершенно другую жидкость. Конечно, откуда в молоке клетки, если в организме их нет — это большой вопрос, но как ещё объяснить?..

В микроскоп я клеток не вижу. Жидкость и жидкость. Микроскоп у меня не полевой, естественно, а какой надо, с разрешением до молекулы. Вот молекулы я и вижу. Конечно, в белёсом переплетении хрен чего поймёшь, приходится отвлечься и подкрасить разные типы молекул в разный цвет. Но вижу я в итоге ровно то, что показал анализатор: белки, жиры, сахара, короткие цепочки аминокислот.

Я уже готова начать орать — просто так, от непонимания, от бессилия. Но тут я замечаю, что вокруг всего этого молекулярного богатства что-то колышется. Вроде как когда капаешь воды на разогретую сковородку. Она испаряется, а ты видишь призрак лужицы, то ярче, то тусклее, пока наконец она вся не исчезнет.

Эта не исчезает. Молекулы, зажатые препаратными стёклышками, шевелятся — медленно проворачиваются сначала в одну сторону, потом, после паузы — в другую. Слаженно. Это не броуновское движение.

— Погляди, — отодвигаюсь я, чтобы пустить Кира. — И скажи мне, что это не я рехнулась.

— Это не ты рехнулась, — говорит он, понаблюдав волшебное вращение. — Это сила.

— Что?

Кир отрывается от микроскопа и глядит мне в глаза.

— Мы с Айшей смотрели её кровь под микроскопом. Там тоже так было. Я думаю, что это духовничья сила.

* * *

— Как думаешь, Айша уже проснулась? — спрашиваю я, пока что откладывая вопросы к мирозданию.

— Думаю, она скоро будет здесь, — предполагает Кир. — Знает же всё наперёд.

И действительно, стоит ему договорить, как раздаётся негромкий стук в дверь, а потом внутрь просовывается Айшина голова.

— Я могу быть чем-то полезна, да?

— Вероятно, — усмехаюсь я и наливаю немного смеси в пробирку. — Можешь ли ты попробовать насытить эту жидкость своей силой?

Айша не сразу понимает, чего я хочу, но когда я показываю исходный материал, ей становится яснее.

Первую пробирку она разносит в брызги. К счастью, успевает остановить стеклянную крошку прежде, чем нас всех исполосовало. Вторую и третью тоже разбивает — уже не посреди лаборатории, а в припёртом Киром боксе для недоношенных младенцев. К счастью, боксов этих у нас несколько.

Четвёртая попытка приводит только к закипанию смеси, а вот пятая наконец не имеет внешних проявлений. Айша берёт в руки бутылочку с настоящим молоком и пробирку со смесью и, закрыв глаза, что-то оценивает.

— По-моему, похоже, — говорит она наконец.

Мне ничего не остаётся, как пожертвовать второй стороной языка, чтобы проверить степень ожога — и, вероятно, концентрацию силы. Насколько я могу судить сквозь вой и слёзы, жжётся точно так же. Промыв рот не меньше, чем пятью литрами воды, рассматриваю свои травмы в зеркале. На языке ни пятнышка, а болит так, как будто его обдали крутым кипятком. Но с обеих сторон болит одинаково.

— Ну, — я делаю глубокий вдох, — если кошечке будет жечься, она же не станет пить, правильно?

Кир и Айша неуверенно соглашаются.

Поэтому, как я и предсказывала, к завтраку мы являемся все втроём кормить ребёнка. Бледный и осунувшийся Чача как раз вынес её из гостевой спальни, но Азамат остановил его в попытке ещё покормить кошечку обычной смесью. Вид у неё безрадостный — лежит всё так же молча и неподвижно и часто дышит. Вокруг вьются дети, но Азамат их благоразумно оттаскивает. Алэк в принципе понимает, что больного зверя трогать нельзя, а вот у Алёнки с представлением о «нельзя» вообще проблемы, потому что ей Азамат неспособен серьёзно что-то запретить.

Я как ответственная за эксперимент на этот раз беру кормление на себя. Алёнка, видя, что мне кошечку трогать почему-то можно, начинает лезть под руки, но Кир её оттаскивает за шиворот. Вот у кого воспитательные меры никаких вопросов не вызывают! Алёнка, конечно, начинает ныть, но с Киром в отличие от отца этот номер не проходит. Не знаю, что мы будем делать, когда Кир отчалит учиться.

Кошечка берёт соску вяло, и на несколько мгновений я холодею от мысли, что ничего не вышло, и она не станет пить нашу разработку. Но она всё-таки принимается за дело.