Отвлёкшись, я не уследил за тем, как посыпались реплики личного характера. Большинство девушек – кроме Оливии – принялись задавать бестактные вопросы. Оливер раздражённо выдохнул. Ещё немного, и он мог буквально приложить руку к лицу, демонстрируя своё отношение к неуместному поведению не на шутку разошедшихся одноклассниц.
– На вашем факультете все такие красивые?
– У вас есть девушка?
– А вы можете стать моим наставником в следующем году?
Гедеон игнорировал подобные вопросы, а Николас успешно отшучивался. Мартин поднял руку, и меня чуть не хватил инфаркт. Я не принижаю его умственные способности – говорю как есть, он явно в детстве пару раз выпадал из детской кроватки. Быть может, он добьётся больших высот, если возьмётся за ум, но давайте начистоту, вид Мартина с поднятой рукой никогда прежде никому не встречался, и поэтому я был в лёгком шоке, интуитивно опасаясь его вопроса.
– Готье Хитклиф ваш брат? – спросил Мартин и бесцеремонно указал на меня пальцем.
– Да, – спокойно ответил Гедеон.
Я покраснел как рак. Меня удивило, что брат даже не задумался над ответом. Он мог пропустить этот вопрос мимо ушей так же, как поступал со всеми прошлыми личными вопросами. С другой стороны, это была чистая правда, и лгать в этой ситуации бессмысленно.
– Серьёзно? – удивлённо влез Николас, рассматривая меня.
Покидали они кабинет с большим фурором, как если бы имели звёздный статус. Девушки размахивали листовками, как импровизированными флажками. Парни шумели, призывая одноклассниц успокоиться. Пара уверенных девиц на ходу попыталась всучить нашим гостям номера телефонов. Мистер Корели предпринял несколько неудачных попыток успокоить возбуждённый класс. Ребят можно было понять: они впервые видели учеников легендарной Академии, поступление в которую считали выигрышным билетом. Да, чистокровные всегда владели внушительным состоянием, но проблема в том, что деньги имеют неприятную особенность заканчиваться. В руках малообразованных чистокровных деньги улетали из карманов по щелчку пальцев. У поступивших в Академию были все шансы попасть в Совет старейшин, встать во главе страны и иметь стабильный высокий доход.
Спустя пару неспокойных минут мистер Корели утихомирил всех и вернул класс в рабочий режим. Я переписывал уравнение с доски, но то и дело слышал шёпот за спиной – одноклассники продолжали обсуждать Гедеона и Николаса.
Телефон завибрировал в рюкзаке, и я обрадовался: быть может, это Скэриэл наконец ответил на мои сообщения. Проверив мобильный, я удивился. Номер был незнакомым.
«Почему рубашка в крови? Ты подрался?»
«Кто это?» – быстро напечатал я в ответ.
«Гедеон».
Я удивлённо уставился на экран телефона. Мы никогда с братом не переписывались. Я даже номера его не знал, но, видимо, Гедеон хранил мой номер на всякий случай.
«На первом уроке кровь из носа пошла».
«Смотрю, кто-то помог тебе с рубашкой».
Я не знал, какого ответа ждал от меня Гедеон, поэтому не придумал ничего умнее, чем сохранить его номер и убрать телефон в рюкзак.
На перемене все разбежались по своим группам, готовясь к защите проекта. Леон улыбнулся мне и направился к близнецам. Я же последовал за ним в не самом лучшем настроении.
– Готовы? – возбуждённо спросил Оливер. Я нерешительно кивнул. Кажется, Оливер за время урока отошёл от своего угнетённого состояния.
– Немного волнуюсь, – чуть погодя признался Леон.
– Вот кому-кому, а тебе не стоит переживать, – со знанием дела отчеканил Оливер.
Понятия не имею, как мы умудрились выступить – казалось, что текст напрочь вылетел из моей головы. Я ничего не соображал, и, возможно, адреналин от стрессовой ситуации мобилизовал мой мозг, раз я сумел идеально продекламировать речь Дантона. Даже Оливер был впечатлён моими актёрскими способностями и мигом приписал себе эту заслугу.
«Я писал сценарий и руководил творческим процессом», – не забывал время от времени напоминать он.
В начале выступления меня пробил холодный пот от страха, а ноги едва не подкашивались, и я уже морально готовился к провалу. Боялся, что у меня отнимется язык или я начну нести полнейшую ахинею.
Мы выступали по сценарию, но Оливер ни разу не шикнул в мою сторону, как это было на репетициях. Я пришёл в себя, когда мы сели на места; учитель сдержанно похвалил нашу постановку и поставил высокую оценку. Леон потом сообщил, что глаза у меня сверкали недобрым огоньком во время выступления, так что я сразу перевёл это как «ты выглядел как полоумный».