Песнь последнего менестреля

Цветы и травы в такие часы
Сверкают в каплях ночной росы,
А на могилах блестят изваянья
Немой белизной при лунном сиянье.
В раздумье монах любовался луной,
Потом оглядел небосклон ночной,
Где в танце искристом
На севере мглистом
Играли сполохи над землей.
И вспомнил он, как в прекрасной Кастилии
Надменные юноши на конях
Богатством нарядов глаза слепили,
Гарцуя врагам на страх…
Он знал: если сполохи в небе играют
Бесплотные духи над миром витают,

9

Открыли боковую дверь,
Вошли в алтарь… Как мрачен он!
Высокий свод как ночь гнетет,
Стройны, величавы ряды колонн.
На каменных сводах изваяны были
Кресты трилистников, чаши лилий,
Зловеще навис тяжелый карниз,
Из тьмы выступал причудливый фриз,
И чаща колонн во мраке белела,
Как в тесном колчане упругие стрелы.

10

Ветра ночного прикосновенье
Складки знамен привело в движенье.
Сомкнувшись, их шелковый строй
Мерцал гербами у ограды,
Где тускло светятся лампады,
Где с Дугласом отважным рядом
Спит Лиддсдейл — сумрачный герой.
Так блекнут мертвых имена
И гордость в прах превращена.

11

В окно восточное луна
Светила холодно-бледна.
Белели, как стволы, колонны,
И мнилось, некий чародей
Сплел капители из ветвей
И сделал каменными кроны
Густых тополей и печальных ив,
В недвижный фриз листву превратив.
Витраж причудливо-цветной
Был мягко освещен луной.
Там со щитом, закован в латы,
Среди пророков и святых
Стоял с мечом архистратиг,
Поправ гордыню супостата,
И на каменный пол от цветного окна
Кровавые пятна бросала луна,

12

Вот сели они на одну из плит,
Под которой владыка Шотландии спит,
И спокойно монах Делорену сказал:
«Не всегда был я тем, чем я нынче стал.
Под Белым Крестом сражался и я[6]
В далекой знойной стране,
А ныне и шлем и кольчуга твоя
Лишь странными кажутся мне.

13

В тех дальних краях привело меня что-то
Под кровлю кудесника Майкла Скотта,
Известного всем мудрецам:
Когда в Саламанке, магистр чернокнижья,
Он жезл поднимал — дрожали в Париже
Все колокола Нотр-Дам.
Его заклинаний великая сила
Холм Элдонский натрое раскроила
И Твида теченье остановила.
Меня заклинаньям он научил.
Но я опасаюсь кары господней
За то, что о них еще и сегодня
Я, грешник седой, не забыл.

14

Но старый кудесник на смертном ложе
О боге и совести вспомнил все же,
Греховных своих ужаснулся дел
И видеть немедля меня захотел.
В Испании утром об этом узнал я,
А вечером у изголовья стоял я.
И страшный старик мне слова прохрипел,
Которых бы я повторить не посмел:
Священные стены их страшная сила
Могла бы обрушить на эти могилы!

15