Песнь последнего менестреля

Сверкают в каплях ночной росы,

А на могилах блестят изваянья

Немой белизной при лунном сиянье.

В раздумье монах любовался луной,

Потом оглядел небосклон ночной,

Где в танце искристом

На севере мглистом

Играли сполохи над землей.

И вспомнил он, как в прекрасной Кастилии

Надменные юноши на конях

Богатством нарядов глаза слепили,

Гарцуя врагам на страх...

Он знал: если сполохи в небе играют

Бесплотные духи над миром витают,

9

Открыли боковую дверь,

Вошли в алтарь... Как мрачен он!

Высокий свод как ночь гнетет,

Стройны, величавы ряды колонн.

На каменных сводах изваяны были

Кресты трилистников, чаши лилий,

Зловеще навис тяжелый карниз,

Из тьмы выступал причудливый фриз,

И чаща колонн во мраке белела,

Как в тесном колчане упругие стрелы.

10

Ветра ночного прикосновенье

Складки знамен привело в движенье.

Сомкнувшись, их шелковый строй

Мерцал гербами у ограды,

Где тускло светятся лампады,

Где с Дугласом отважным рядом

Спит Лиддсдейл - сумрачный герой.

Так блекнут мертвых имена

И гордость в прах превращена.

11

В окно восточное луна

Светила холодно-бледна.

Белели, как стволы, колонны,

И мнилось, некий чародей

Сплел капители из ветвей

И сделал каменными кроны

Густых тополей и печальных ив,

В недвижный фриз листву превратив.

Витраж причудливо-цветной

Был мягко освещен луной.

Там со щитом, закован в латы,

Среди пророков и святых

Стоял с мечом архистратиг,

Поправ гордыню супостата,

И на каменный пол от цветного окна

Кровавые пятна бросала луна,

12

Вот сели они на одну из плит,

Под которой владыка Шотландии спит,

И спокойно монах Делорену сказал:

"Не всегда был я тем, чем я нынче стал.

Под Белым Крестом сражался и я

В далекой знойной стране,

А ныне и шлем и кольчуга твоя

Лишь странными кажутся мне.

13

В тех дальних краях привело меня что-то

Под кровлю кудесника Майкла Скотта,

Известного всем мудрецам:

Когда в Саламанке, магистр чернокнижья,

Он жезл поднимал - дрожали в Париже

Все колокола Нотр-Дам.

Его заклинаний великая сила

Холм Элдонский натрое раскроила

И Твида теченье остановила.

Меня заклинаньям он научил.

Но я опасаюсь кары господней

За то, что о них еще и сегодня

Я, грешник седой, не забыл.

14

Но старый кудесник на смертном ложе

О боге и совести вспомнил все же,

Греховных своих ужаснулся дел

И видеть немедля меня захотел.

В Испании утром об этом узнал я,

А вечером у изголовья стоял я.

И страшный старик мне слова прохрипел,

Которых бы я повторить не посмел:

Священные стены их страшная сила

Могла бы обрушить на эти могилы!

15

Поклялся я страшную книгу зарыть,

Чтоб смертный ее не посмел открыть,

Лишь Брэнксома грозному господину

Дано разрешенье в злую годину

Книгу из вечного мрака достать

И вечному мраку вернуть опять.

В Михайлову ночь я ее схоронил.

Светила луна, и колокол бил.

На каменный пол сквозь стекла цветные

Ложились, казалось, следы кровяные,

И видели только ночь и луна,

Как я предавал земле колдуна.

Но знал я - сияющий крест Михаила

Отгонит бесов от страшной могилы.

16

Да, ночь была черна и страшна,

Когда я земле предавал колдуна.

Тревожные звуки во тьме возникали,

Знамена качались и поникали..."

Но тут внезапно монах замолчал.

Тяжелый удар в ночи прозвучал

Час полночи... Дрогнули темные стены,

И дрогнуло сердце у Делорена.

17

"Ты видишь: крест пылает огнем

На страшном камне его гробовом,

И свет этот дивный имеет силу

Всех духов тьмы отгонять от могилы.

Никто не властен его погасить:

До судного дня он будет светить".

Монах над широкой плитой наклонился,

Кровавый крест на камне светился,

И воину схимник иссохшей рукой

Дал знак, приблизясь к могиле той,

Железным ломом, собрав все силы,

Открыть тяжелую дверь могилы.

18

И воин могучий легко и умело,

С бьющимся сердцем взялся за дело.

Работал он долго и тяжко дышал,

И пот, как роса, на лбу выступал.

Но вот, напрягая последние силы,

Он сдвинул огромную дверь могилы.

О, если бы кто-нибудь видеть мог,

Как вырвался яркого света поток

Под самые своды часовни вдруг

И все озарил - вдали и вокруг!

Но нет, не земное то было пламя,

Сияло оно и за облаками,

И рядом, во мраке ночном,

Монаха лик освещало смиренный,

Играя на панцире Делорена

И шлем целуя на нем.

19

Лежал перед ними колдун седой

С кудрявой белою бородой.

Любой, несомненно, сказать бы мог,

Что только вчера он в могилу лег.

Лежал он, широким плащом укрытый,

С испанской перевязью расшитой,

Как некий святой пилигрим.

Чудесная книга в его деснице,

А в шуйце крест Христов серебрится,

Светильник был рядом с ним.

На желтом челе, когда-то надменном,

Внушавшем ужас врагам дерзновенным,

Морщины разгладились - мнилось, он

Познал благодать и душой смирен.

20

Скача на коне по кровавым телам,

Был смел Делорен, привыкший к боям.

Ни страха, ни жалости в битве к врагам

Делорену знать не случалось.

Но ныне познал он и страх и смятенье,

Холодный пот, головокруженье,

И сердце его сжималось.

В недвижном ужасе он стоял.

Монах же молился и громко вздыхал,

Но взор отводил он от страшной могилы

Казалось, взглянуть не имел он силы

В безжизненный лик, ему некогда милый.

21

Когда молитву монах прочитал,

С тревогой он Делорену сказал:

"Спеши и делай, что ведено нам,

Не то погибнем - я слышу сам:

Незримые силы упрямо

Слетаются к пасти отверстой ямы".

И воин мертвые пальцы разжал

И дивную книгу в ужасе взял.