- Да ты-то мог рассчитывать все, что угодно, да только я не утерпел и вместо одной крошки съел две, - рассказал Пыпин. - Я очень хочу есть. И у меня нет силы воли.
- Несчастный, вы могли разбиться! - вскричал я, хватаясь за голову. - Эта крошка должна была резко увеличить ваш вес. Неужели вы ничего не знаете о свободном падении тела?
- Даже представления не имею, - признался Пыпин, невольно гордясь своим невежеством. - Да и знать мне это вовсе ни к чему! Ведь не разбился я? Не разбился! - закричал он, стараясь меня посрамить.
- Я рад, что вы живы и невредимы и висите сейчас рядом со мной. Но вас спасло какое-то чудо, - сказал я, покачав головой, а про "себя подумал, что, наверное, чудо всего-навсего состояло в том, что последняя крошка хлеба, которую Пыпин съел раньше времени, тоже не разбиралась в законах физики и потому не увеличила резко его вес.
- Но что же вы теперь будете делать, Пыпин? - спросил я, прерывая его бурное торжество над наукой. - Я съем свой орех и окажусь на земле, а вы навсегда останетесь здесь.
- Ты не посмеешь бросить своего товарища по дороге. Тебе не позволит совесть. Если на то пошло, то этот орех ты должен пожертвовать мне.
"Надо же, за всю свою жизнь не прочитал ни одной книжки, а знает, как обязан вести себя положительный герой, - невольно удивился я. - Ну что ж, это к лучшему, когда мне удастся сделать его хорошим человеком, он уже будет знать, что, если кто-то попал в беду, немедля спеши на помощь и не думай при этом о себе".
- Вы правы, Пыпин. Этот орех придется пожертвовать вам. И, увы, принять удар судьбы на себя, - сказал я, протягивая орех.
Пыпин поспешно разгрыз скорлупу и опустился на землю.
- Привет, висельник! - издевательски крикнул Пыпин, задрав подбородок с нечесаной жесткой бородой.
- Эх, Пыпин, Пыпин! - ответил я с укором. - Пора бы усвоить родной язык. Слово "висельник" имеет другое значение.
- Тьфу, как ты мне надоел! Хоть бы теперь... да ну тебя! - Он возмущенно махнул рукой и зашагал прочь, увязая по щиколотку в горячем песке.
- Одумайтесь, Пыпин! Не мешайте детям духовно расти! Не сбивайте их с верной дороги! - крикнул я ему вслед.
Но Пыпин ушел, так и не откликнувшись на мой призыв, а я остался один-одинешенек в воздухе, метрах в трехстах от Земли.
"Ну что ж, - подумал я, - если у меня нет возможности продвинуться вниз даже на сантиметр, то шагать по горизонтали можно куда угодно".
Я осмотрелся. Небо точно вымерло. Даже воздух и тот, казалось, специльно поредел по такому случаю. Но мой зоркий глаз все же заметил вдалеке над горизонтом две тоненькие линии. Они трепетали, словно ниточки на ветру, сходясь в одной точке углом.
Во мне всегда жил страстный естествоиспытатель. Боясь сгореть от любопытства, я немедля зашагал в сторону странных линий и вскоре обнаружил, что к геометрии они не имеют никакого отношения.
Это был бесконечный караван крошечных птичек, летящих с севера на юг. Путь их, видимо, был долог и полон нелегких испытаний. Птички махали крыльями из последних сил и то и дело посматривали вниз, надеясь найти деревце или кустик, на который можно было бы присесть хотя бы на минутку и перевести дух. Но под ними лежали сплошные ровные пески.
Я чувствовал, что мы в силах друг другу помочь, но совершенно не знал, каким именно образом. Ах, если бы у меня была хоть капля находчивости!
И тут я увидел потерянную кем-то находчивость, лежащую в неглубокой воздушной ямке. Видимо, ее уронил какой-нибудь летчик, проносившийся по здешним небесам.
Я поднял ее, и она тотчас же подсказала единственное верное решение. Я вернул находку на место, зная, что хозяин непременно вернется за ней, придавил крупной градиной, чтобы ветром не унесло, и прикинулся кудрявой березой.
Одна из птичек, заметив гостеприимное дерево, сейчас же уселась на мое левое плечо. Точнее, это было всего лишь мимолетное прикосновение, потому что, переведя дух, птичка тут же вернулась на свое место в строю. Но даже легкого касания ее лапок хватило для того, чтобы я под их давлением опустился на несколько сантиметров к Земле. Вслед за первой птичкой на мое плечо присела вторая, ее сменила третья, за ней отдохнула четвертая. Словом, крылатые странницы поочередно прикасались ко мне, и я опускался все ниже и ниже, постепенно приближаясь к Земле. Но поскольку птицы присаживались только на ближнее к ним левое плечо, то мое тело с каждым разом кренилось набок. И тем не менее оно медленно снижалось в пустыню Сахара. И когда последняя путешественница, передохнув, устремилась вслед за караваном, мой левый бок лежал на горячем песке.
Я поднялся, помахал птицам рукой, попрощался с ними. "Хорошие ребята! Пошли им, погода, теплую зимовку, побольше солнца и сытных личинок. Вредных насекомых, конечно", - таково было им мое доброе пожелание.