Тупик? Да быть такого не может. Интуиция твердит, что нет здесь никакого тупика. Так. Смотрим еще раз. Зал не очень большой. Четыре затыкающиеся щели вперед слишком малы для того, чтобы из них могла выходить река, промывшая эту колоссальную галерею. Наверх. Похоже, что там, в темноте, скрывается какой-то верхний этаж. Все равно веревок нет. И большая часть пола — ровная глина. Не похоже это на котел под водопадом, всегда отмытый дочиста от всего, что мельче крупных глыб. Левая стена. Щель, похоже, идет к каньону, но по ней большого потока явно не было. Кстати, как мы умудрились без отрисовки топосъемки на расстоянии более километра от входа определить близость к каньону — тоже до сих пор удивляюсь. Пещера была через три года вскрыта штольней именно в этой точке, и длина штольни оказалась всего тридцать метров. Так. Вот это уже интересно. Похоже, что проход дальше под правой стеной, и он замыт глиной. Повнимательнее посмотреть, можно даже лечь на пузо. Ага! А ведь под стеной есть-таки горизонтальная щель. И не до конца замытая. И ведь всего в метре впереди потолок опять повышается!
Подкопали. Проползли. Гроб. Натуральный. В самом прямом смысле. Зал размером с большую комнату, очень строгих очертаний, без всякого убранства, с очень ровным глиняным полом, с одним входом и одним выходом таких габаритов, что только ползком. А посередине — один-единственный камень. По размерам и форме точно соответствующий саркофагам египетских фараонов. И настроение навевает соответствующее.
Зал Склеп. Хорошее название. Жизнеутверждающее. И не затасканное. Перекур. С перекусом. Несмотря на всевозможные ассоциации, зал удивительно комфортен — вся его архитектура настолько строга и совершенна, что глазу просто не на чем остановиться, и автоматически возникает состояние отдыха. И достаточно мал, чтобы не давить, но достаточно велик, чтобы не возникало чувство стесненности.
Между прочим, на перекуре вполне приличествует степенно порассуждать о названиях пещер и залов. Например о том, что во всякой околоспелеологической возне распространилось такое отношение к названиям, что и буддийского монаха взбесит. Пожалуй, только треть спелеологов умеют уважительно относиться к названиям, которые дают залам, и даже пещерам, первооткрыватели. Найти в пещере один новый зал, и после этого переименовать всю пещеру — теперь чуть ли не норма. В результате некоторые пещеры известны под двумя, тремя, или даже пятью названиями, а что уж тут говорить об отдельных залах! Более того. Периодически создаются какие-то общественные и полуобщественные комиссии по наименованиям — и разражаются целыми сериями рекомендаций на тему того, какие названия желательны, какие нежелательны, а какие подлежат обязательной замене.
Бред, господа. Давайте просто уважать друг друга. А также — местное население. Если пещера на момент начала исследования ее спелеологами имеет местное название — оно должно быть сохранено. И если пещера, или новый ее зал, получают название от первопроходцев — это их право, и право священное. Никто не вправе заниматься переименованиям без согласия тех же первопроходцев. По счастливой случайности названия, которые мы дали залам Промежуточной, остались в обращении все. Чего совсем нельзя сказать о других пещерах Кугитанга, да и не только Кугитанга. Так, например, известнейшая из оборудованных для туризма пещер бывшего СССР — Анакопийская Пропасть — с момента оборудования получила новое название — Новоафонская Пещера, а в момент возникновения первых трений между Грузией и Абхазией все до единого ее залы тоже получили новые названия. Разумеется, абхазские. А на Кугитанге, например, пещеру Геофизическая, пытались переименовать не то пять, не то шесть раз, вместе со всеми ее залами.
Следующий зал не просто поражал. Пожалуй, ничего равного ему не было найдено на Кугитанге ни до того, ни после того. Уже во входной галерее пещеры мы видели совершенно поразительные геликтиты, но то, что росло в зале Цветочном, ни с чем не шло ни в какое сравнение. Много позже были найдены целые лабиринты узких коридоров, заросшие чем-то подобным, но здесь потолок целого зала, размером чуть ли не в стадион, был густо покрыт ковром снежно-белых и оранжево-красных извивающихся и ветвящихся геликтитов, длиной подчас в пару метров, то растущих ровным слоем, то сплетающихся в многометровые клумбы. И потолок этот был не где-то на границе видимости, а всего на высоте двух-трех метров, то есть виден во всех своих деталях, причем отдельные клумбы спускались практически до полу. И если бы только геликтиты… То тут, то там среди них спускались сталактиты, покрытые причудливыми кораллитовыми кустами. А на полу — блестящая натечная кора, на которой тоже росли всевозможные кусты, и — блестели озера. Не одно, и не два, а десяток.