Первый урок Шоломанчи

Этот чреворот не грозил моим близким. С младшеклассниками я даже не была знакома. Слопав несколько десятков человек, он остановится, чтобы переварить добычу и передохнуть после долгого подъема. Возможно, он так и останется в их коридоре, опускаясь год за годом все ниже. Когда он опять проголодается, то проползет немного дальше по коридору и сожрет еще нескольких младшеклассников, которым некуда деваться. Во всяком случае, они не останутся в неведении. Ребята, которых чреворот съест сегодня, будут еще долго умолять, плакать и шептать – ну, по крайней мере, их рты.

И тут до меня дошло: если мне удастся каким-то чудом остановить чреворота, никто об этом не узнает. В библиотеке не осталось ни души – все дрались и орали в читальном зале. А младшеклассники не высунутся из своих дортуаров, если услышат в коридоре что-то подозрительное. Те, кто дожил до конца года, уже поняли, что самый разумный поступок в данном случае – забаррикадировать дверь. Никто даже не узнает, что здесь был чреворот, и никто не поверит, если я скажу, что справилась с ним одна. К тому же придется истратить неведомо сколько маны, добытой тяжким трудом. Репутация станет наименьшей из моих забот. Весь следующий год я проведу, отчаянно наскребая крохи маны, просто чтобы как-нибудь пережить выпуск.

Я не хотела все это понимать. Не хотела признавать, потому что для меня это слишком много значило. Здесь ничего не получают задаром. Но мне только что дали невероятно ценную книжку, и прямо за моей спиной, в читальном зале, было все, на что я надеялась, – мой основной шанс на выживание и приличное будущее. Я уже знала, что школа предложила мне это не просто так… и на другой чаше весов лежит что-то противоположное. Двойная приманка. Но зачем подкупать человека без необходимости? Школа не стала бы оттаскивать меня от чреворота – если только она не считала, что у меня есть шанс и что колдунья, с колыбели предназначенная для убийства и разрушения, возможно, сумеет уничтожить чудовище, с которым не справится больше никто.

Я огляделась – как раз вовремя, чтобы заметить Ориона, который мелькнул перед входом в читальню; белый блеск его прекрасного щита померк, когда он врезал им невидимому противнику. За Орионом тучей летели рильки – их крылья, из-под которых дождем капала кровь, издавали пронзительный визг. Я могла бы вбежать в читальный зал, героически заслонить выбившегося из сил Ориона и на глазах у толпы уничтожить всю стаю, потратив один-единственный кристалл маны, совсем как в случае с цапуном – и тогда никто бы не усомнился, услышав про чреворота. Мне бы даже не пришлось притворяться, что я его не видела. Я могла сообщить всем, что я от него убежала, и все равно остаться героиней. Даже великие маги не пытаются с ним бороться.

Я повернулась и пошла за чреворотом. Мне хотелось злиться, но я ощущала лишь дурноту. Мама никогда не узнает, что со мной случилось. Никто не увидит моей гибели. Может быть, кто-нибудь услышит мои сдавленные вопли за дверью, но не будет знать, что это я. Тот, кто их услышит, скоро и сам будет кричать. Мама не узнает… нет, обязательно узнает – точно так же, как узнала бы, если бы я воспользовалась малией. Скорее всего, сейчас, теплым летним вечером, в лесу, она ведет занятия по медитации и, закрыв глаза, думает обо мне – мама всегда обо мне думает. Она все поймет. Ей придется жить с этим до конца дней, как и с папиной гибелью.

Я плакала – единственным способом, каким позволяла себе плакать в школе: с широко раскрытыми глазами, отчаянно моргая, чтобы от слез не плыло перед глазами. Они текли по щекам и капали с подбородка.

Выход на лестницу был освещен. Я видела глянцевую, радужно переливающуюся поверхность чреворота, когда он протиснулся в дверь. За ним не оставалось никакого следа, ни слизи, ни даже пыли – я шла по гладкому, чисто выметенному коридору, а потом по лестнице, до самой площадки, ведущей на этаж младшеклассников. Там свет горел ярче. Я отчетливо видела чреворота, который уже разворачивал свои щупальца вдоль коридора – жуткая пародия на раскрытые объятия. Широко растянувшись, он посмотрел на меня десятками глаз; одни рты издавали тихое хныканье, другие лишь шумно дышали. Один из них произнес что-то вроде «ньег».

Я сжала в руке кристалл, подключилась к остальным, лежащим в шкатулке в моей комнате, а затем двинулась прямо к чревороту. Я боялась, что не сумею заставить себя коснуться его, но мне и не пришлось. Когда я приблизилась, он вытянул щупальце, обвил меня за талию и потянул к себе – ужасное ощущение даже сквозь магический щит. Словно меня облапил огромный потный мужик с липкими ручищами. Ближайшие рты начали нашептывать неразборчивые, невнятные, влажные слова, похожие на пьяное дыхание, только сразу с двух сторон. Я не могла избавиться от этой твари, которая желала меня – и рвалась внутрь. Я боролась. Конечно боролась. У меня не было выбора. Я пыталась вырваться, сопротивлялась и извивалась, но ничего не получалось. Я беспомощно висела в его хватке.