Я не сомневаюсь, что вы прибудете в Рим. Буквально через день после того, как я получил ваш ответ, внезапно скончался ваш уважаемый коллега, младший консул Луций Аврелий Орест. Болезненно переживая ваше неудовольствие, я использовал это событие, чтобы заставить Сенат вызвать вас в Рим. Это не входило в планы наших политиков, которые рекомендовали Сенату – через принцепса – выбрать консула суффентуса, дабы заполнить освободившееся курульное местечко. Однако – счастливый случай! – буквально за день до этого Скавр выступил с длинной речью, направленной против того, чтобы вы оставались в Галлии, разоряя Казну и нагнетая страх перед германским нашествием, чтобы стать под шумок диктатором. Когда же Орест умер, Скавр сразу сменил тон – Сенат-де не смеет вас отозвать, поскольку велика вероятность нападения германцев, поэтому надо заменить покойного, чтобы провести выборы.
Я встал и произнес очень хорошую речь, убеждая избранных мужей, что принцепс что-то путает. Или угроза со стороны германцев есть – или ее нет. Я привел, для сравнения, его речь о том, что угрозы нет. Таким образом, нет и необходимости избирать замену младшему консулу. Можно просто вызвать Мария. Пусть делает то, для чего его выбирали – выполняет обязанности консула. Мне не потребовалось открыто обвинять Скавра в ловком использовании сложившихся обстоятельств – все и так поняли намек.
Посылаю сообщение морем – оно сейчас надежнее дорог. Не затем, конечно, чтобы вы получили представление о происходившем в Сенате, а затем, чтобы имели время продумать план действий в Риме. Я начинаю потихоньку обрабатывать выборщиков. Так что в Риме вас встретит солидная толпа людей, желающих, чтобы вы снова заняли место консула.
– Мы отправляемся! – торжествующе сказал Марий, протягивая письмо Сулле. – Собирай вещи – нельзя терять времени. Готовься к выступлению в Сенате о возможном вторжении трех групп германцев к осени следующего года, а я буду рассказывать выборщикам, что кроме меня их никто не остановит.
– Насколько я могу углубиться в тему? – Сулла слегка вздрогнул.
– Как сочтешь нужным. Я представлю общий план, а ты попытаешься доказать истинность своих выводов, но избегая подозрений о том, как находился среди варваров. – В глазах Мария мелькнуло сострадание. – Кое о чем, Луций Корнелий, лучше не упоминать. Они не знают тебя и не поймут, что ты за человек. Не говори им ничего такого, что они смогут использовать против тебя. Ты – римский патриций. Пусть считают, что все твои героические поступки ты совершал, не вылезая из шкуры римского нобиля.
Сулла затряс головой:
– Но ведь это немыслимо – пройти через германские земли, выглядя как римлянин и патриций!
– Они этого не знают, – усмехнулся Марий. – Помнишь, что написал мне Публий Рутилий? Воители задних скамей – так назвал он этих людей. Но и в первых рядах сидят такие же болтуны, не знающие жизни, – Марий рассмеялся. – Надо было тебе оставить на время усы и волосы… Я одел бы тебя, как германца, и провел бы по Форуму. Знаешь, что случилось бы тогда?
– Да. Меня никто не узнал бы.
– Правильно. Не следует раздражать римлян. Я буду говорить первым, ты – за мною.
Сулле Рим не обещал ни славы, ни домашнего тепла и уюта, как Гаю Марию. Несмотря на блистательную службу в качестве квестора и прекрасный дебют в роли шпиона, Сулла все еще оставался молодым сенатором, живущим в тени Первого Человека. Его политическая карьера складывалась слишком медленно, особенно если учесть позднее вхождение в Сенат. Он был патрицием и поэтому не имел права стать плебейским трибуном. Чтобы получить место курульного эдила, у него не было денег, а слишком короткий срок его сенаторской деятельности лишал его возможности стать претором. Так складывалась его судьба в политике. Дома же его ждала все более обострявшаяся напряженность, источниками которой служили его жена, слишком много и часто выпивавшая и пренебрегавшая детьми, и мачеха, которая ненавидела его так сильно, как и свое нынешнее положение.
Но если политические сферы постепенно открывались для Суллы, что вселяло в него какую-то надежду, то домашние сцены становились все безобразнее. Что еще больше осложняло его возвращение в Рим, так смена германской жены на римскую. Всего год прожили они с Германой в обстановке, еще более противной его аристократизму, чем мир Субуры. Но Германа служила ему утешением, опорой, помощницей в том варварском мире.
Ему нетрудно было попасть к кимврам, поскольку Сулла был воином не просто смелым и физически сильным: он был воином мыслящим. В смелости и силе он уступал многим германцам, зато был хитер, увертлив и ловок. И все потому, что умел думать, анализировать. Его отметили в боях против испанских племен на Пиринеях – и приняли в воинское братство.
Затем он и Серторий решили, что если им удастся вжиться в этот странный мир и возвыситься в нем /так и вышло/, то они преуспеют в выполнении задания куда больше, чем оставаясь простыми воинами. Они завоевали определенный авторитет, каждый в выбранном им племени, а затем нашли себе вдов.