– Знаете, дорогой тесть, не стоит обращаться со мной, как с чужаком, сующим свой нос в семейные дела. Я – член семьи. Если я, плохо разбирающийся в заботах шестнадцатилетних девушек, предвижу такие возможности, то вам и подавно следует задавать себе эти вопросы. Заведите служанку к себе в кабинет и лупите ее, пока не выведаете все, как есть. Обещаю – пытки и угрозы сломят молчание!
– Что вы, как можно! – сказал Цезарь, ошеломленный самой мыслью о драконовых мерах.
– Достаточно слегка поучить ее палкой, – настаивал Марий. – Пара синяков на ягодицах и упоминание о настоящих пытках развяжут ей язык.
– Я не смогу, – повторил Цезарь.
– Что ж, поступайте как знаете. Но не надейтесь, что дознались до истины, расспрашивая только саму Юлиллу.
– Мои домашние никогда не скрывают от меня истину.
Марий так не думал, но спорить не стал. В комнату постучались.
– Войдите! – крикнул Марий, обрадованный, что можно прекратить бесполезный разговор.
Вошел маленький доктор-грек, Афенодор из Сицилии.
– Господин, ваша жена хочет видеть вас, – сказал он Марию. – Полагаю, будет лучше, если вы придете.
Сердце Мария ушло в пятки.
– Она… она? – Цезарь вскочил в замешательстве.
– Нет, нет! Успокойтесь, господин. Все хорошо, – сказал врач.
Гай Марий никогда еще не присутствовал при родах. Бестрепетно взирал он на убитых и искалеченных в бою – в конце концов, Фортуна вольна и с ним обойтись столь же жестоко; все они – и соратники, и враги – ходили на войне по лезвию солдатского меча. Но нежно любимая Юлия! Увы, он не мог охранить ее от боли, не мог заслонить собою, как заслонял в бою товарища. Более того – он сам виновник, он заставил ее испытывать страшную боль. Вот что угнетало Гая Мария.
Тем не менее, войдя в комнату роженицы, он постарался делать вид, что ничего не происходит. Юлия еще лежала в кровати. Родильный стул, на который ее усадят в завершающей стадии родов, стоял в углу, под покрывалом, так что Марий и не заметил его. Гай был рад, что Юлия не выглядит измученной. Она даже улыбнулась мужу и простерла к нему руки.
Он поцеловал ей руки и глухо спросил:
– С тобой все нормально?
– Конечно… Просто роды будут долгими, так мне сказали. И крови выйдет много. Но пока беспокоиться не о чем.
Ее лицо исказилось от боли, она вцепилась в руки мужа с силой, какой он в ней и не подозревал. Через минуту она ослабила хватку.
– Просто хотелось увидеть тебя, – продолжала она, как ни в чем не бывало. – Можно я буду время от времени смотреть на тебя? Или тебе будет слишком трудно присутствовать при…
– Я готов не разлучаться с тобой ни на минуту, – сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее над бровью – там, где ко лбу прилипла прядь волос. Волосы были влажны, как и ее кожа. Бедная, милая Юлия!
– Все будет хорошо, Гай Марий, – сказала она, отпуская его руки. – Постарайся не слишком переживать. Я знаю: все будет хорошо. Папочка все еще с тобой?
– Да.
Повернувшись, он неожиданно наткнулся на свирепый взгляд Марции, стоявшей в стороне в окружении трех старых повитух. О, боги! Это был взгляд женщины, которая никогда не простит, что он посмел жениться на ее дочери! – Гай Марий, – Юлия окликнула его у двери.
Он обернулся.
– Астролог здесь? – спросила Юлия.
– Еще нет. За ним послали.
Сын Мария родился сутки спустя. Это едва не стоило Юлии жизни, но ее желание выжить оказалось сильнее смерти. Доктора сноровисто орудовали тампонами; кровотечение уменьшилось, а затем и вовсе прекратилось.
– Он сделается знаменит, повелители, жизнь его будет наполнена великими событиями, – сказал астролог, профессионально выпячивая добрые предзнаменования и умалчивая о дурных в угоду родителям новорожденного.
– Значит, он выживет? – оборвал его Цезарь.
– Обязательно, господин. Он займет высший в стране пост! Вот, смотрите – так написано в его таблице, – длинный, перепачканный углем палец уткнулся в одну из клеточек хитрого чертежа.
– Мой сын станет консулом, – гордо отметил Марий.
– Обязательно, – подтвердил астролог. И добавил: – Но не столь великим человеком, как его отец.
Это обещание понравилось Марию еще больше.
Цезарь наполнил два бокала лучшим фалернским, не разбавляя его водой, и подал один из них зятю. Цезарь был счастлив и горд.
– За твоего сына и моего внука, Гай Марий, – провозгласил он. – Приветствую вас обоих!
Таким образом, когда в конце марта консул Квинт Цецилий Метелл с Гаем Марием, Публием Рутилием Руфом, Секстом Юлием Цезарем, Гаем Юлием Цезарем-младшим и четырьмя обещанными ему легионами отправлялся в Африканскую провинцию, Марий мог трогаться в путь со спокойной душой, зная, что жена его и сын – вне опасности. Даже суровая теща соизволила теперь разговаривать с ним!
– Поговори с Юлиллой, – сказал он Юлии перед отъездом. – Твой отец беспокоится…
Гордая сыном – на редкость крупным и здоровым малышом – Юлия могла сетовать лишь на одно: она еще недостаточно окрепла, чтобы проводить Мария на пристань и побыть с ним там еще несколько дней, пока снаряжают суда.
– Ты имеешь в виду то, что она голодает? – спросила Юлия, устраиваясь поудобней в объятиях супруга.