Первый человек в Риме. Том 1

Сулла открыл шкафчик первого Суллы очень осторожно: в течение многих лет за деревом не было надлежащего ухода, и оно обветшало. Когда-то роспись была яркой, а крошечный рельеф фигурок четок, теперь же все поблекло и поискрошилось. Сулла предполагал когда-нибудь набрать денег, чтобы подновить мебель предков и расставить ее в собственном доме с внушительным атриумом. Однако в данный момент ему казалось подходящим спрятать свои два пузырька и шкатулку с порошком в шкафчике Суллы Flamen Dialis, самого святого человека в Риме его дней, слуги Юпитера Величайшего.

В шкафчике хранилась восковая маска. Выполненная в натуральную величину, с париком, она производила впечатление абсолютно живой. На Суллу сверкнули глаза голубее его собственных. Кожа у Руфина была светлая, но не настолько, как у Суллы, густые вьющиеся волосы – скорее морковно-рыжие, чем золотистые. Маска крепилась к деревянной колодке по форме головы, но легко отсоединялась от болванки. В последний раз ее извлекали на похоронах отца Суллы. – На похоронах, за которые он заплатил тяжкими встречами с человеком, которого он ненавидел.

Сулла заботливо прикрыл дверцы, после чего подергал за ступеньки подиума, которые выглядели гладкими и бесшовными. Но как и в настоящем храме, подиум этого шкафа был полым. Сулла нашел нужную точку и выдвинул из передних ступенек ящик, задуманный как безопасное вместилище для записей о делах предка и детального описания его роста, привычек и телесных примет. По смерти Корнелия Суллы предполагалось нанять актера, чтобы он одел маску и изображал мертвого предка так точно, чтобы можно было подумать то, что он вернулся посмотреть на потомка своего знатного рода, покидающего мир, который недавно еще собою украшал.

Документы, относящиеся к жрецу Публию Корнелию Сулле Руфинию, лежали в ящике, но там еще оставалось достаточно места для пузырьков и шкатулки. Сулла вложил их туда, задвинул ящик и проверил, не осталось ли щелки. Нет, никаких следов. Пусть Руфин хранит тайну потомка.

Чувствуя себя теперь спокойней, Сулла распахнул оконные ставни и отпер дверь. Собрал груду безделушек, рассыпанную по столу, и, злобно ухмыляясь, прихватил свиток бумаги.

Конечно, Луций Гавий Стих занимал хозяйское место на левом конце среднего ложа. Это была одна из немногих обеденных комнат, где женщины откидывались назад сильнее, чем если бы сидели на стульях: ни Клитумна, ни Никополис старозаветных правил не блюли.

– Это вам, девочки, – сказал Сулла, бросив женщинам горсти подарков. Он точно подобрал вещи, которые действительно могли появиться откуда угодно, только не с римского рынка, и которые ни одна женщина не постыдилась бы носить.

Но, прежде чем ловко проскользнуть на первое ложе между Клитумной и Никополис, он шлепнул свертком о стол перед Стихом:

– Есть кое-что и для тебя, Стих, – сказал он. Пока Сулла усаживался между женщинами. Стих, пораженный тем, что получил подарок, развязал ленточку и развернул книгу. Два алых пятна вспыхнули на его прыщавых щеках, когда взгляд его наткнулся на тщательно нарисованные и раскрашенные мужские фигуры со вставшими членами, словно похваляющиеся друг перед другом статью. Трясущимися руками Стих свернул книгу и снова перевязал ее. Потом только собрался с духом, чтобы взглянуть на своего благодетеля. Сулла смотрел на него поверх головы Клитумны взглядом, полным презрения.

– Спасибо, Луций Корнелий, – пискнул Стих.

– Не стоит благодарности, Луций Гавий.

В этот момент подали густатьо – закуску, как никогда обильную, очевидно в честь приезда Суллы. Помимо обычных оливок, салата-латука и яиц вкрутую, оно содержало несколько маленьких колбасок из фазаньего мяса и ломтиков тунца в масле.

Сулла ел, злобно косясь на Стиха, одинокого на своем ложе, тогда как его тетушка подвинулась к Сулле вплотную, а Никополис бесстыдно ласкала его пах.

– Итак, какие новости на домашнем фронте? – спросил он, когда покончил с закуской.

– Ничего особенного, – сказала Никополис, более заинтересованная тем, что творилось под ее рукой.

Сулла повернулся к Клитумне.

– Я ей не верю, – сказал он, взяв руку Клитумны и покусывая ее пальцы. Потом, заметив отвращение на лице Стиха, принялся чувственно лизать их. – Скажи, любовь моя, – лизнул, – потому что я отказываюсь верить, – лизнул, – что ничего не случилось, – лизнул, лизнул, лизнул.

К счастью, в этот момент внесли феркулу – главное блюдо. Клитумна отняла руку, чтобы взять жареной баранины под соусом из чабреца.

– Наши соседи, – проговорила Клитумна, глотая, – не давали нам скучать в твое отсутствие. Жена Тита Помпония в феврале родила малыша.

– О, боги, еще один скучный торгаш! – заметил Сулла. – Цецилия Пилия, я надеюсь, в порядке?

– Совершенно. Вообще никаких неприятностей.

– А у Цезаря? – он думал о прекрасной Юлилле и том венке из трав, что она вручила ему.

– Там большие новости, – Клитумна облизала пальцы. – У них была свадьба!

Сердце у Суллы оборвалось.

– Да? – в его тоне не было интереса.

– Правда! Старшая дочь Цезаря вышла замуж не за кого-нибудь, а за Гая Мария. Противный, не так ли?

– Гай Марий…