– Редко. Они привязаны к скоту. Поэтому они следуют за своими стадами. Если кто-нибудь заболеет или какая-нибудь женщина должна родить, повозка становится транспортом. Только в таких случаях. – Сулла вздохнул. – И конечно, мы все знаем, что случилось потом. Они вторглись в Норик и в земли таврисков.
– Которые обратились за помощью к Риму, Рим послал Карбона справиться с захватчиками, и Карбон потерял армию, – продолжил Марий.
– И как всегда, германцы после этого ушли, – сказал Сулла. – Вместо того чтобы вторгаться в Италийскую Галлию, они повернули направо, к высоким горам, и вернулись к Данувию, немного восточнее того места, где он сливается с Эном. Бойи не собирались пропускать их на восток, поэтому они направились на запад вдоль Данувия, через земли маркоманнов. По причинам, которые я не смог выяснить, бóльшая часть маркоманнов присоединилась к кимврам и тевтонам спустя семь лет миграции.
– А что там за гроза была? – спросил Марий. – Ну, знаешь, та, которая прервала сражение германцев с Карбоном и тем самым спасла нескольких человек Карбона? Кое-кто считает, что германцы приняли грозу за знак божьего гнева и что это, мол, и спасло нас от их вторжения.
– Сомневаюсь, – спокойно сказал Сулла. – Я уверен, когда разыгралась гроза, кимвры – а с Карбоном сражались именно кимвры, они были ближе всех к его позициям – убежали в ужасе. Но я не верю, что именно это помешало им вторгнуться в Италийскую Галлию. Реальная причина проста: они никогда не развязывали войн для завоевания земель для себя.
– Как интересно! А сейчас перед нами орды дикарей, жаждущих Италии. – Марий внимательно посмотрел на Суллу. – И что случилось потом?
– На этот раз они дошли до истоков Данувия. На восьмой год к ним присоединилась группа настоящих германцев – херусков, которые ушли со своих земель по берегам реки Визургис. А на девятый год – люди из Гельвеции, называющие себя тигуринами. Кажется, они жили к востоку от озера Леман и определенно являются кельтами. Думаю, так же, как и маркоманны. Однако и маркоманны, и тигурины, безусловно, являются германскими кельтами.
– Ты хочешь сказать, что они не питают вражды к германцам?
– Намного меньше, чем германцам не нравятся кельты! – усмехнулся Сулла. – Маркоманны столетиями воевали с бойями, а тигурины – с гельветами. Так что я полагаю, когда германские повозки проезжали через их земли, они подумали, что для разнообразия было бы неплохо отправиться с ними посмотреть на незнакомые места. К тому времени, как миграция пересекла горную цепь и достигла Косматой Галлии, она уже насчитывала восемьсот тысяч человек.
– И все они нагрянули на бедных эдуев и амбарров и остались там, – сказал Марий.
– Больше трех лет, – кивнул Сулла. – Эдуи и амбарры, видишь ли, были более спокойные люди. Романизированные, Гай Марий! Гней Домиций вырвал у них зубы, чтобы наша провинция Заальпийская Галлия чувствовала себя безопаснее. Германцам понравился наш белый хлеб. Что-то, на что они могли намазать свое масло, чем могли собрать жир и кровь, капающие с мяса, и подмешать в свои ужасные кровяные колбасы.
– Ты говоришь об этом с большим чувством, Луций Корнелий.
– Да, конечно! – Перестав улыбаться, Сулла задумчиво стал рассматривать вино в чаше, потом поглядел на Мария. Светлые глаза его засияли. – Они выбрали себе общего вождя, – вдруг сказал он.
– Ого! – тихо воскликнул Марий.
– Его зовут Бойорикс. Он кимвр. Кимвры – самое многочисленное племя.
– Но это кельтское имя, – заметил Марий. – Бойорикс – бойи. Очень грозная нация. Везде есть колонии бойев – в Дакии, Фракии, Косматой Галлии, Италийской Галлии, Гельвеции. Кто знает, может быть, много лет назад они внедрили колонию среди кимвров. В конце концов, если этот Бойорикс говорит, что он кимвр, тогда он кимвр. Они не могут быть настолько примитивны, чтобы не знать свою генеалогию.