— …ты бы дотянул еще два месяца, получил аттестат, так? — перебил товарища Феликс. — Это ты хочешь сказать? Наверное, ты еще скажешь, что у меня способности к математике…
— Блестящие, — не выдержал Стась, — это все говорят.
— Допустим, — усмехнулся Феликс, — у меня есть способности к математике. Допустим, я бы мог поступить в университет и стать ученым-математиком, Профессором! Профессор Дзержинский! Неплохо звучит, правда, Стась? — засмеялся Феликс. — Пан профессор Феликс Дзержинский, — весело повторил он. — Да, Стась, все это могло бы быть, но…
Они снова пошли по улице.
— Все это я слышал уже не раз, — опять заговорил Феликс, — и от тетки и от сестры Альдоны. И ты знаешь, — Феликс резко повернулся к товарищу, — они правы — учиться надо! Только… учиться можно по-разному.
Стась ничего не ответил. Он знал, что Феликс давно уже перерос гимназию, что уже несколько лет занимается в полулегальном кружке самообразования и даже ездил в Варшаву на съезд представителей этих кружков. Феликс знал русскую литературу и историю, наверное, лучше, чем знали ее преподаватели гимназии, он мог бы хоть сейчас сдать экзамен по математике на аттестат зрелости, он не верил в бога, но знал закон божий так, что не раз на уроках ставил в тупик отца Никона. Он легко бы сдал экзамены, получил бы аттестат. Он мог бы стать учителем или врачом, чтоб учить или лечить бедняков, он мог бы стать адвокатом — не таким, как пан Лощинский, а настоящим другом бедноты! Он мог бы стать писателем, поэтом — ведь он писал замечательные стихи! Со своими способностями Феликс многого бы добился, много пользы принес бы он родине! Стасю хотелось все это сказать, но слова как-то застревали в горле. А Феликс будто угадал, о чем думает друг.
— Служить народу можно по-всякому, Стась. Ты станешь доктором. Это очень хорошо, Стась. Ты будешь лечить тех, у кого нет денег, кто не в силах заплатить таким докторам, как Дашкевич, Волянский, Ты правильно решил, Стась. Очень нужны ученые, образованные люди, по-настоящему любящие народ. Я верю — ты будешь таким. Я выбрал другой путь служения народу. Он гораздо труднее, но я верю в этот путь. А за верой должны следовать дела!
Они снова пошли молча. Яркое весеннее солнце заливало малолюдные в этот утренний час улицы. Даже на главной, сверкающей витринами роскошных магазинов, народу было немного.
У открытых дверей маленькой кофейни Стась остановился.
— Зайдем, Феликс, — предложил он.
Феликс секунду поколебался.
— Ладно, — сказал он, — такой день бывает, может быть, раз в жизни.
Они сели в углу и попросили кофе с булочками.
— Ну-с, будущий доктор, — улыбнулся Феликс, — а я ведь без денег.
Стась кивнул. Он знал, что у Дзержинских большая семья — кроме Феликса, еще четыре брата: Станислав, Казимир, Игнатий, Владислав, и три сестры: Альдона, Ядвига, Ванда, что почти все они учатся и живется им очень трудно. Стась знал и то, что Феликс перестал давать уроки, но где он бывает, почему вдруг у него не стало времени даже на то, чтоб подрабатывать, — спросить не решался.
— На кофе и булочки у меня хватит, — ответил Стась, — если ты не вздумаешь кутить, будущий, будущий… Кто ты в будущем, Феликс?
Дзержинский не ответил. Есть два слова, которыми он мог бы ответить на вопрос Стася, — борец и революционер. Но ему не хотелось произносить их здесь, в кафе. Да и вообще разве говорят об этом так просто? Феликс почему-то подумал, что уже очень давно не бывал в кафе, хотя раньше любил бывать тут с товарищами по гимназии или братьями. В кафе ходили многие: гимназисты старших классов, студенты, молодежь. Ходили не ради кофе, не ради пирожных. Часами просиживая над одной чашечкой кофе, говорили о будущем, спорили, обсуждали книги. Кафе для многих было чем-то вроде клуба. И сейчас нередко здесь можно было услышать споры, увидеть раскрасневшиеся, разгоряченные лица. Но Феликс уже не бывал тут. На окраинах, в рабочих кварталах, на улицах, где жили ремесленники, не было кафе. А именно там все свободное время теперь проводил Дзержинский.
В полутемном подвале, в бедной квартире рабочего или в кабачке собирались ткачи и сапожники, кожевенники и металлисты, чтоб послушать молодого человека с горящими глазами. Они никогда не слышали о Марксе и Энгельсе, не имели никакого представления о «Коммунистическом манифесте» и, наверное, очень удивились бы, узнав, что юноша, говорящий о простых, всем понятных и всех волнующих вещах, знакомит их с великой наукой — марксизмом.