Первый чекист

Вот уже больше ста лет — с конца XVIII века — не существовало Польши как государства: оно было разделено на три части, и большая из этих частей находилась под властью России. Царское правительство, царские чиновники делали все, чтоб вытравить свободолюбивый дух народа, чтоб унизить гордых поляков. Конечно, поляки ненавидели своих поработителей, называли их «проклятыми москалями». И именно их, «москалей», польская буржуазия объявила виновниками всех бед.

Лощинский и ему подобные умели убеждать, и часть поляков верила им: да, все «москали» — русские — виноваты, бороться надо со всеми!

Феликс стал часто бывать в доме у Лощинского. Но чем больше слушал он адвоката, тем меньше верил ему.

Лощинский призывал бороться со всеми «москалями» без разбора, а Феликс видел немало русских рабочих, которым жилось так же тяжело, как и рабочим-полякам.

В доме Лощинского Дзержинский встречал преподавателей гимназии, распинающихся о свободе Польши за чашкой чая, а на деле преследующих поляков-гимназистов еще больше, чем самые свирепые русские преподаватели. Зидел Феликс в доме Лощинского и торговцев и даже фабрикантов-поляков, которым совсем не плохо жилось при «москалях». Да и сам Лощинский преуспевал в своей адвокатской деятельности.

С каждым посещением Лощинского Феликс все больше и больше чувствовал фальшь в его словах. Может быть, Лощинский и правда хочет, чтоб Польша была свободна. Но в этой свободной, с точки зрения адвоката, Польше те же лощинские по-прежнему будут разъезжать в каретах, а рабочие-поляки по-прежнему гнуть спину.

А Феликс хотел совсем другого. Однако спорить с красноречивым адвокатом он долго не решался. Но вот однажды, когда одноклассник Дзержинского Сикорский рискнул в чем-то не согласиться с Лощин-ским и тот обрушился на Бронислава, Дзержинский попросил слова.

— Вашему лозунгу: «Поляки, объединяйтесь против москалей» — мы противопоставим: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!». — Феликс незаметно потрогал лежащий в кармане «Коммунистический манифест», который он недавно прочитал и с которым теперь не расставался.

Лицо Лощинского на секунду окаменело, но он заставил себя улыбнуться.

— Дорогой пан Феликс, — снисходительно покачал он головой, — я очень уважаю вашу горячность, очень ценю вашу любознательность — ведь не каждый читает такие работы. Я очень уважаю как ученых-социалистов Карла Маркса и Фридриха Энгельса, чьи слова вы сейчас повторили. Возможно, они и правы в чем-то. Но ведь они же не поляки, они не знают нашей страны, их лозунг для нас неприемлем. Ни один настоящий поляк не может даже думать об объединении с русскими. Разве не так? — И он чуть-чуть насмешливо посмотрел на Феликса. — Вы хотите еще что-нибудь сказать, пан Феликс?

Легкий румянец выступил на щеках Дзержинского. Он встал, чуть откинул голову.

…Бестужев, который как друг мне протягивал руку.
Тот воин, которому жребий поэта дарован,
В сибирский рудник, обреченный на долгую муку,
С поляками вместе он сослан и к тачке прикован…

Это написал настоящий поляк, Адам Мицкевич, — сказал Феликс в наступившей тишине и вышел из комнаты.

С тех пор Феликс не видел Лощинского.

И вот эта встреча…

— С праздником, пан Феликс, — повторил Лощинский, все еще продолжая широко улыбаться.

Дзержинский снова поклонился, еще более сдержанно.

— Давно не виделись, пан Феликс. — Лощинский, будто не замечая этой сдержанности, дружески потрепал Феликса по плечу. — Дела? Или, может быть, любовь?

— Дела, — ответил Дзержинский, — занятия в гимназии отнимают много времени… К тому же я вынужден давать частные уроки.

— Знаю, — быстро кивнул Лощинский, и Феликсу показалось, что в его глазах сверкнул недобрый огонек. Но через мгновенье Лощинский, уже снова улыбаясь, взял Дзержинского под руку и, чуть наклонившись, сказал тихо: — Нам надо поговорить.

— Я тороплюсь, пан Лощинский. — Феликс сделал шаг в сторону, но адвокат только крепче стиснул его локоть.

— Ненадолго, — так же тихо сказал он, решительно увлекая Дзержинского за собой.

Они свернули в узкий малолюдный переулок. Мрачные каменные дома стиснули его с обеих сторон так, что солнечные лучи никогда не заглядывали сюда и на тротуарах не просыхали лужи. Стараясь не испачкать модные штиблеты, Лощинский быстро шел по переулку, все еще продолжая держать Феликса за локоть. Наконец они очутились на узком, почти безлюдном бульваре.

— Очень жаль, пан Феликс, — заговорил Лощинский, бросая на Дзержинского быстрые внимательные взгляды, — что у вас не находится времени заглянуть, как бывало, ко мне. Вы многое теряете, пан Дзержинский! — добавил он, как показалось Феликсу, почти с угрозой.

— К сожалению, нет времени.

— Да, да, — усмехнулся Лощинский. — Я немного в курсе ваших дел. Частные уроки, конечно, не шутка… А деньги? — Лицо Лощинского стало злым и настороженным, будто он ждал, что Феликс сейчас ударит его. — Куда идут деньги, которые вы зарабатываете?