Первый чекист

Феликс пожал плечами. Вот уже два года — с пятого класса — занимается с ленивыми оболтусами, сыночками богачей. Он вовсе не скрывал, что часть денег, полученных за частные уроки, отдает нуждающимся гимназистам.

— Разве это такой уж большой грех?

— Грех?! — искренне удивился Лощинский. — Нет, пан Феликс, греха тут нет. Напротив, это было бы похвально, если бы речь шла только о поляках. Но вы же помогаете всем — и литовцам, и евреям, и даже русским! — Лощинский схватил руку Феликса. — Вы дворянин, пан Дзержинский, такие, как вы, — цвет нации, — горячо зашептал он. — Ваш долг, святой долг — помогать, а не вредить полякам. Неужели вы не понимаете, что, помогая русским, вы идете против самого себя?! Вы же поляк, Феликс! Ваше место с нами, а не с ними!

— Я поляк, — твердо ответил Дзержинский, решительно высвобождая руку, — и мое место с поляками. Но поляки бывают разные, так же, как сейчас разная у нас Польша. Когда-нибудь она будет одна, единая…

— Неправда! — почти закричал Лощинский. — Польша и сейчас одна. Она, наша Польша, измученная и растерзанная…

— Это я уже слышал, — не сдержавшись, резко ответил Феликс, — от вас же слышал, пан Лощинский. Два года назад.

Лощинский отвернулся, помолчал несколько минут, видимо что-то обдумывая, и снова взял Феликса под руку.

— Сегодня день коронации нового императора всея Руси, — сказал он тихо и многозначительно. — Мы все уверены, что при государе Николае II произойдут большие перемены, Понимаете, Феликс… Есть слух, что новый император может изменить положение Польши…

— Но, к сожалению, не в самой Польше, пан Лощинский. — Феликс поклонился и, круто повернувшись, зашагал прочь.

Когда Дзержинский вошел в актовый зал гимназии, все уже были в сборе. Гимназисты стояли рядами, а впереди в парадных мундирах застыли преподаватели во главе с директором, Быстро став на свое место, Феликс оглядел притихших гимназистов и, встретившись глазами со Стасем, незаметно подморгнул ему.

Дзержинский давно ждал этого дня, давно готовился к нему. Сначала в свои планы он посвятил только Стася, потом начал осторожно прощупывать еще кое-кого из гимназистов. Среди них были хорошие, смелые, честные. И все-таки далеко не каждому можно рассказать о том, что задумано.

В конце концов набралось человек восемь. Что ж, пусть немного, но зато настоящие ребята!

Отец Никон — преподаватель закона божьего закончил молебен за нового государя и уступил место директору гимназии.

Сухонький старичок директор явно волновался. Он то и дело поправлял пенсне и старался читать присягу торжественно и громко, но от этого только сильнее дребезжал его тоненький голос.

Гимназисты хором повторяли слова присяги, и, конечно, никто не заметил, что Дзержинский и стоящие с ним товарищи только открывали и закрывали рты. Феликс вслушивался в слова присяги, но даже мысленно не произносил их. И не произнесет никогда!

В кармане гимназического кителя лежал маленький, мелко исписанный листок. Не одну ночь просидел над ним Феликс, десятки раз перечеркивая написанное. Ему все казалось, что слова недостаточно убедительны, недостаточно горячи. И сегодня он волновался: как-то товарищи примут написанное им?

В тот же день после гимназии восемь человек встретились на горе Гедимина, в глухом углу парка, раскинувшегося вокруг старого замка. Толстые деревья обступили ребят со всех сторон, будто старались помочь гимназистам сохранить их тайну. Феликс оглядел товарищей. Они стояли строгие и подтянутые, торжественные и совсем не такие, как час назад, в актовом зале гимназии.

Дзержинский прислонился спиной к дереву, посмотрел вверх и, отделяя каждое слово, начал читать на память клятву, сочиненную им. И так же тихо, так же отделяя каждое слово, повторяли товарищи слова этой клятвы.

— Клянусь! Клянусь бороться со злом до последнего дыхания!

— Клянусь! Клянусь бороться со злом до последнего дыхания, — как эхо повторили товарищи.

И долго еще молча стояли они, суровые и сдержанные, будто повзрослевшие за эти несколько минут.

А над городом все еще плыл медленный колокольный звон.

БУДУЧИ В 8-М КЛАССЕ, НА ПОРОГЕ УНИВЕРСИТЕТА, ДЗЕРЖИНСКИЙ БРОСАЕТ ГИМНАЗИЮ… ОН ЗНАЕТ, ЧТО МОЖНО УЧИТЬСЯ В ГИМНАЗИИ И В УНИВЕРСИТЕТЕ И В ТО ЖЕ БРЕМЯ, ПО МЕРЕ ВОЗМОЖНОСТИ, ВЕСТИ РЕВОЛЮЦИОННУЮ РАБОТУ. ОН ЗНАЕТ, ЧТО ТАК ДЕЛАЮТ ДРУГИЕ. НО ДЛЯ НЕГО ТАКАЯ ПОЛОВИНЧАТОСТЬ НЕВОЗМОЖНА. ДЕЛУ РАБОЧЕГО КЛАССА ОН ДОЛЖЕН ЦЕЛИКОМ ПОСВЯТИТЬ СЕБЯ, ОН ДОЛЖЕН ОТДАТЬ ЕМУ ВСЮ СВОЮ ДУШУ. ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ, ВСЕ СВОИ МЫСЛИ. ВСЕ свои силы.

А. Барский

РЕШЕНИЕ

Стась приостановился и внимательно посмотрел на Феликса.

— Ты твердо решил? Окончательно? А может быть…