Читаем Первый арест. Возвращение в Бухарест полностью

Наша машина продолжала вгрызаться в ночь. Темное небо и темная степь были безмолвны, только гул нашего мотора отдавался громовым эхом где-то вдали от шоссе. Минуты тянулись томительно медленно, и мысли мои кружились и путались. И казалось, что прошлое стоит уже не сзади меня, а впереди. Какая странная и беспокойная ночь. Я возвращаюсь назад, к прошлому? Временные линии скрестились сегодня? А что такое время? Почему сейчас, а не раньше или позже? Время проходит, но что-то остается. Что осталось во мне от прошлого? Что я чувствую сейчас и что во мне отдается лишь как далекое эхо воспоминаний?

<p><strong>ГЛАВА ПЯТАЯ</strong></p>

Да, нас предали тогда, но узнали мы об этом не сразу. Первые три недели после массовки прошли спокойно. Для меня и они были странными и беспокойными, потому что я не мог забыть девушку в зеленом платье. Я теперь знал, что ее зовут Анка Бабеш, знал, откуда она родом, где живет, на каком факультете учится. Только одного я не знал: нужно ли мне думать о ней или лучше забыть…

Повседневная жизнь шла своим чередом, и днем я забывал о ней… Стояла жаркая весна, буйно цвела сирень, но бухарестские улицы пахли растопленным асфальтом, оглушали автомобильными гудками, скрежетали трамвайными колесами, звенели громкими и горестными криками разносчиков. Я-у-у-рт! Спана-ак![16] Магазин СОРА! ВСЕ ТОВАРЫ СТОЯТ ПЯТЬ ЛЕЙ! СПЕШИТЕ. ВСЕ МОЖНО КУПИТЬ ЗА ПЯТЬ ЛЕЙ. Нет, я не спешил в СОРУ. И ничего не покупал за пять лей. Пяти лей у меня как раз и не было.

Мне нужно было успеть за день сделать тысячу дел. Написать статью о новом законе об адвокатах. Доказать, что никакого перепроизводства дипломников нет, а есть жирные и богатые мэтры, которые хотят решить проблему интеллигенции примерно так же, как американские капиталисты разрешают вопрос о перепроизводстве кофе, — но студенческая молодежь не даст себя утопить. Собрать деньги на «Studenţimea nouă», где статья будет напечатана. Найти безопасную квартиру для очередного заседания «студенческого ресорта». Потом — кружок по изучению политэкономии, явки, семинары. И экзамены на носу, а у меня задолженность еще за прошлую сессию. А тут еще надо обедать, — значит, надо найти товарища, с которым можно разделить обед в столовке, — целый обед разрешали себе в общежитии только буржуа и сверхаккуратные зубрилы, у которых все заранее рассчитано, — такие, как Бранкович.

Ни одной минуты у меня не было свободной. И потом — Неллу, который считал своей первейшей обязанностью всех проверять. Однажды мы с Виктором расклеивали листовки на дверях университета. Был второй час ночи, на улицах ни души, вдруг из-за церкви Еней показалась фигура человека, торопливо направляющегося прямо к нам. «Надо сматываться», — сказал Виктор, поспешно запихивая мокрую кисть в мой карман. И тут мы увидели, что напугавший нас тип был Неллу. Виктор мне потом сказал, что он чуть не упал в обморок от удивления. А Неллу прошел мимо, не останавливаясь, как будто никогда в глаза нас не видел. Он проверял, как мы расклеили листовки.

«Ресорт» заседал по два раза в неделю. Дим доказывал, что мы не должны заниматься платой за учение, драконовскими правилами экзаменационной сессии и тому подобной чепухой. Университет не завод, студенты из деревень сплошь поповские сынки, а городские еще хуже, все они бакалейщики и мануфактуристы; к черту, он заявляет, что не желает тратить время на защиту интересов классово чуждых элементов, и требует немедленного перевода в рабочую ячейку. Раду говорил, что Дим типичный анархист и авантюрист — ему даже его жалко немножко, — как он не понимает, что среди студентов есть много бедняков и за них стоит бороться? Неллу призывал всех к порядку и кричал, что подобные разговоры чистейший оппортунизм. Остальным членам «ресорта» редко удавалось вставить слово.

В те дни стало известно, что апелляция железнодорожников Гривицы будет рассматриваться у черта на куличках, в помещичьем городе Крайова, и нужно постараться, чтобы студенческие массы тоже узнали об этом процессе. Дим немедленно согласился вести эту кампанию — он сделает еще одну попытку расшевелить буржуйских сынков.

Через два дня он спрятался с вечера в уборной юридического факультета, имея при себе фонарик и ведро черной краски. Наутро, когда студенты и преподаватели пришли на лекции, они остановились как вкопанные: на белых стенах аудиторий красовались огромные надписи, сделанные черной несмывающейся краской: «Долой фашизм!», «Вырвем героев Гривицы из лап классово-буржуазного суда!» и тому подобное. Разразился скандал. Студенты, не только фашисты, чертыхались, — это же варварство, так испортить стены и вообще. В деканате все посходили с ума, вызвали полицейских, и они два дня разгуливали по зданию, перечитывали надписи и мрачно сплевывали себе под ноги, не зная, что, собственно, предпринять.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне