Он, кажется, ушел, думала Анка. Скоро придет Раду. Что от этого изменится? Мысли ее расплывались. Она не понимала, что с ней происходит. Она не понимала, что слишком тяжки, слишком велики, слишком нестерпимы были те испытания, через которые она прошла, те оскорбления, которые были нанесены ей т о г д а, и теперь уже ничто не поможет: в ней живут только воспоминания, вернее, напоминания о чем-то мучительном и гадком, ничего не осталось, кроме безотчетной привязанности к этим страшным воспоминаниям, в ней сломлена способность любить, и никто уже не сможет облегчить ее страдания, потому что это страдания без любви.
Она посмотрела на загадочную картину на стене, и ей вдруг показалось, что теперь она поняла мысль художника: все на свете мертво и окружено молчанием. Вот синяя мертвая долина, вот деревья, вот девушка, вот идол, — все они молчат, и вокруг молчание, никто не шевелится, и если долину озарит солнце, то это ничего не изменит. Вот уже второй час ночи, скоро рассвет, скоро новый день, скоро взойдет солнце, что изменится?
Она закашлялась, мысли спутались, ей стало тяжело дышать, и она судорожно ухватилась влажными от пота пальцами за липкую смятую простыню.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Завтрашний номер газеты запаздывал. Готовый набор давно лежал на столе, но уже на первой полосе вместо передовой зияла дыра, на других полосах были пропуски. Серое обрюзгшее лицо пожилого метранпажа было оливково-зеленым, его помощник, аккуратный молодой человек в новой синей спецовке, пытался скрыть свою озабоченность тем, что все время ковырял в наборе иглой; только высокий, стриженный под машинку ученик, который должен был снять последние оттиски, совсем не тревожился о том, что газета сегодня запаздывает, и тайком перелистывал замусоленную и перепачканную типографской краской брошюру «ПРИКЛЮЧЕНИЯ ВИНЕТУ — издательство ИГ. ХЕРТЦ — Выпуск 126-й», в которой лежала другая брошюра, величиной с ладонь, отпечатанная на папиросной бумаге: «ИДЕТ КРАСНАЯ АРМИЯ! Издательство Центрального Комитета Коммунистической партии Румынии». Ее принесли в типографию неделю тому назад, она побывала во всех цехах, прошла через десятки рук, теперь очередь дошла до учеников.
«Может случиться, что эти страницы появятся слишком поздно. Изо дня в день, каждый час, каждую минуту происходят решающие события. Сокрушая и преследуя гитлеровскую армию, советские войска достигнут Ясс, Галац и Бухареста в таком же темпе, в каком они достигли Минска, Гродно и Вильнюса. Идет Красная Армия! Что делать?..»[87]
Посмотрев на часы, метранпаж решительно протянул руку, распухшую, изъеденную свинцом руку старого типографского работника, снял телефонную трубку, буркнул «алло» и сразу же перешел на крик:
— Что ж это такое, господин Ионеску? Где передовая? Где курсив для второй полосы? Где международный обзор? Я тридцать лет работаю в газете, господин Ионеску, двенадцать лет в «Эпохе», десять лет в «Лупте», восемь лет в «Моментул» — такого еще никогда не было. Что делает редакция? Пишет? В половине двенадцатого они все еще пишут? Сам господин директор пишет? Я понял, господин Ионеску, — газета сегодня не выйдет!..
Метранпаж повесил трубку, лицо его приобрело цвет лежавшего перед ним на столе набора, и он подумал: «Теперь все ясно — газета не выйдет в срок, а потом они свалят вину на типографию, прежде всего на меня. Вот, значит, как обстоят сегодня дела…»
Да, так обстояли в этот вечер дела на улице Сэриндар, 6—10, в редакции газеты «Друмул», тираж восемьсот тысяч, хозяева — Кредитный банк и финансовая группа Войнович — Срулович, директор Аурел Молдовану, доктор Сорбонны, сын профессора Молдовану, внук генерала Молдовану-Ойтуз. В другое время директор уже давно сидел бы в ресторане «Континенталь» или в саду «Аризона» и ужинал бы в приятной компании, но за последние дни произошли такие события, что ему пришлось отказаться от своих привычек.