Первый арест. Возвращение в Бухарест

Комната, куда привел меня Неллу, была очень миленькая, с желтыми обоями в цветах, плюшевой мебелью и олтянскими паласами на полу. Пахло пудрой, на стульях были развешаны дамские кофточки, а в углу стояла ширма, закрывающая кушетку, на которой спал Неллу. К нашему приходу дома оказалась только Розика. На ней был розовый атласный капот, она была довольно толста, кругла, с массой волнистых рыжих волос и добрыми черными глазами. Увидев Неллу, она обрадовалась и принялась верещать, что он ужасный эгоист, как и все мужчины, опоздал на целых двадцать минут, и она ужасно волновалась. В наказание ему придется съесть за обедом два вторых, пусть даже не пробует возражать, он сам знает, что ему нужно поправиться.

— Не обращай на нее внимания, — сказал Неллу, когда Розика убежала на кухню, — готовит она замечательно.

Он был прав. Обед, которым угостила нас Розика, и в самом деле оказался замечательным. Спаржа, жареная телятина с картофелем, яблочный соус, пирожные, все подавалось в красивых тарелочках, чистые ножи и вилки к каждому блюду, горчица, хрен, соленья и вышитые салфеточки в шикарных деревянных колечках.

Неллу получил добавок ко второму — кусок жареной печенки с кровью, потому что ему нужно поправиться. Он сказал, что терпеть не может печенку, но Розика посмотрела на него с такой ласковой улыбкой, что у нее образовались две хорошенькие ямочки на щечках, и Неллу проглотил печенку.

Все шло хорошо, и я так наелся, что не мог встать из-за стола. Все шло замечательно, пока мы не заговорили о том, что Губастый[62] собирается высылать коммунистов на Остров змей, где нет даже пресной воды, а только скалы и змеи. «Это не страшно, Остров змей находится на Черном море, а там близко Красная Армия», — сказала Розика, доедая пирожное. «При чем тут Красная Армия?» — спросил я. «Красная Армия — оплот трудящихся всего мира, я жду Красную Армию, а вы разве не ждете?» — сказала Розика и принялась за второе пирожное. Когда мы заговорили о Гитлере и о том, что у него уже есть две тысячи танков, Розика снова вмешалась и сказала, что танки ведь не могут двигаться без солдат, а солдаты будут наши. «Что это значит?» — спросил я. «Очень просто, солдаты выкинут красные флаги и повернут танки против Гитлера». — «Вот как!» Я решил больше не разговаривать с ней о политике, но она продолжала вмешиваться и без конца болтать о Красной Армии и красных флагах. Когда Розика вышла на кухню, Неллу сказал, что девушка, конечно, мало смыслит в подобных делах, но она не оппортунистка. «Ты же видишь, как она во все верит. Да, она преданная. Что бы мы делали без таких помощниц? О, на нее можно положиться».

Потом Розика принесла кофе и положила Неллу два кусочка сахару, потому что ему нужно поправиться. Я знал, что он любит кофе погорше, но Розика снова начала улыбаться, ямочки на ее щечках еще больше расширились, и Неллу послушно выпил сладкий кофе. Я смотрел на него и не мог понять, что это все значит, черт подери? Уж не изменил ли Неллу свои взгляды на девушек?

После обеда Неллу пошел проводить меня на улицу и показать, как можно попасть проходным двором на Дудешть. Мы вышли на запущенный задний двор, прошли мимо какой-то длинной кирпичной стены до узкого прохода, ведущего на Дудешть, и Неллу сказал, что ему нужно возвращаться, а то Розика будет недовольна. О да, она, конечно, мещанка, но комната очень удобная, пожарная лестница ведет прямо во двор, — в общем, он здесь еще поживет, а на хозяек он не обращает внимания.

В общем, я понял, что и с Неллу что-то произошло. Странная штука — с каждым что-то произошло. С Флорианом как будто ничего не произошло, но и он вдруг разочаровался в своих литературных теориях. Он говорил, что случай с Бранковичем опровергает все теории. Бранкович всегда разговаривал как типичный обыватель, психология у него мещанская, а в полиции он повел себя геройски. Как это объяснить? По правде сказать, я не знал, а Флориан приставал ко мне с расспросами. В конце концов его осенило: нельзя верить ни одному слову из того, что говорят герои. К черту все записи, придется следить за героями исподтишка и фиксировать их поведение. Придется отказаться от интроспекции, психологических тонкостей и всего прочего. Поступки — вот что важно. Что такое роман? Вымысел, а он, Флориан, хочет писать правду. Придется изменить и название романа. «Волны жизни» — никуда не годится. «Зеркало жизни» — вот настоящее название для правдивого романа.

Так обстояло дело с Флорианом. Смешно, что я вдруг стал замечать перемены и у нас на восьмом этаже. После одной истории выяснилось, что изменился даже Тудорел. Но история была совсем не смешная.

Однажды вечером Тудорел как раз находился у меня, когда в дверях появилась его мать.

— Мальчик у вас? Скорей домой, миленький.

Блеклое и почти лишенное всякого выражения лицо женщины теперь выражало страх.

— Что случилось? — спросил я удивление, так как в этот час она обычно не интересовалась мальчиком.

— Razia[63], — сказала она, понижая голос до шепота. — У нас на этаже.