Первоочередной

– Вот хитрая, – обиделся Дима. – Сама возникла перед человеком в своём призрачном великолепии, а потом свалила всё на меня. Так нечестно.

– Дружочек, не мешало бы тебе отдохнуть, – с сочувствием сказала призрачная девушка. – У вас уже ночь на дворе. Ты устал, у тебя сегодня тяжёлый день. Проследуй, пожалуйста, домой и ложись спать.

– Но… – хотел было возразить Дима.

– Утро вечера мудренее, – отрезала Наталия, и на том конце связи послышались короткие гудки.

– Ловко ты его, – оценила демарш Астролябия.

– Учись, пока я… – дочка Власова запнулась. – А впрочем, просто учись.

Дима только сейчас осознал, как сильно затекли ноги от сидения на корточках перед статуей. Да и замёрз он порядочно.

– Кто из нас ещё безголовый, – произнёс писатель, глядя на изваяние.

Растерев икры, парень с грехом пополам поднялся и направился к выходу с Новодевичьего кладбища. Покосился на могилу Некрасова и пробормотал:

– Почему не твой призрак? Почему она?

Где-то на горизонте маячила утренняя заря. Снег перестал, и город посвежел, будто отряхнувшись от тяжёлых хлопьев. Иллюминация гасла, уступая место новорожденным лучам солнца. Небо вовсю разгоралось розовым пламенем Авроры. Петербург встречал очередной рассвет.

Но в душе у Димы осталась глухая ночь.

Он почувствовал себя игрушкой в руках неизвестного человека.

Если бы он не пошёл психовать на кладбище, вряд ли бы встретился с Наталией. Отсюда вопрос: сам ли он решил прогуляться до ближайших могил, или это воля автора, который себя так и не назвал? Хорошо, его величество не хочет общаться напрямую и посему отправил на переговоры мёртвую девушку. Но ведь мог бы через неё передать хоть какие-то сведения о себе. Серетун вот, например, точно знает, чем Дима зарабатывает на жизнь, и даже чуть не придушил его собственными руками. Вот это уровень доверия между персонажем и писателем. А тут настоящая запретная зона, железный занавес похлеще, чем в СССР, – истинно бессмысленный и беспощадный.

Что значит «в реальном мире уже два коня Апокалипсиса»? Как это вообще должно на голову налазить? Наверное, дорогой автор сидит себе где-то на кухоньке и пишет полную ахинею, даже не пытаясь обосновать сюжет. И кому, спрашивается, от этого легче?

А может, действительно, к чёрту всё? Лечь спать — самый лучший вариант. Вдруг с утра окажется, что Дима до сих пор где-нибудь посреди Атлантического океана пытается проспаться после шумной судовой вечеринки, а привидевшееся – не более, чем абстиненция изголодавшегося разума?

Хотелось бы верить, но руке очень больно, если её сильно ущипнуть.

Да, юный писатель на всякий случай себя ущипнул, чтобы проверить состоятельность своей гипотезы. Увы, он ещё как бодр. Даже слишком. Как, спрашивается, после таких потрясений спать?

И вообще, ущипнул он себя по своей воле или это опять автор прикалывается?

Впрочем, какая уже разница.

Замок, щёлкнув, открылся, и Дима зашёл в свою квартиру. Само собой, Сени там не было. Писатель ещё не видел его таким злым. Неудивительно, что боец не стал возвращаться. Главное, чтобы он не стал искать своих родителей. Но, учитывая его настрой, это было самым вероятным.

Сделать назло. Пойти наперекор.

Дима догадывался, по какому адресу мог поехать его персонаж, но решил исполнить просьбу Наталии.

Пора спать. Утро вечера мудренее.

Последнее, что писатель увидел перед тем, как веки окончательно сомкнулись, была тускло освещённая комната с разбросанными по ней вещами. На всякий случай Дима оставил включённым бра, хотя раньше никогда так не делал.

Открыв глаза, парень снова увидел свою комнату. Но в ещё более тусклом свете. Тени от предметов как-то странно ложились на пол, теряя форму и превращаясь в диагональные полосы. Воздух стал тяжёлым, даже затхлым. Дышать оказалось гораздо труднее. Дима прилагал усилия, чтобы грудная клетка могла расширяться и опадать. По всему телу ощущалось напряжение.

– Ты здесь? – тихонько спросили за спиной.

Табун мурашек атаковал спину.

Порой Дима ловил сонные параличи, когда невозможно шелохнуться и кажется, что кто-то находится рядом. Но сейчас было иначе – гораздо более отчётливо, словно кто-то пробрался в комнату, а теперь глумится над застигнутым врасплох человеком.

Собрав всю силу воли в кулак, писатель заставил себя побороть страх и спросить:

– Кто здесь?

Но никакого звука не получилось.

То есть, Дима точно проговорил слова. И точно для этого выдохнул. Только в трахее как будто не было связок, и воздух прошёл через неё, как ветер по пещере. С лёгким свистом, но без голоса.

Это напугало парня ещё больше. Он попытался развернуться, и это действие тоже не увенчалось успехом. Тело не слушалось. Его не парализовало, нет. Просто конечностям не хотелось двигаться, несмотря на упорные команды мозга. Их как будто отрезало от воли. Но не от нервной системы, потому что Дима прекрасно чувствовал диван под собой и как сползает плед.