Первая жертва

Раньше эти слова меня бы задели, но теперь я отнеслась к ним спокойно и совершенно искренне ответила:

– Спасибо.

Касё явно хотел как можно скорее закончить этот разговор:

– Все? Ко мне уже брат пришел, – сказал он, выглядывая из-за моего плеча.

Я обернулась. В столовую зашел Гамон и, махнув рукой, направился в нашу сторону. Касё окликнул брата:

– Сюда!

Не уверена, что до этого хоть раз слышала в его голосе столько радости. Гамон подошел прямо к нам и, глядя не на брата, а на меня, спросил:

– Ты все уже рассказала?

– Еще нет… – ответила я, качая головой из стороны в сторону.

Улыбка медленно сползла с лица Касё. Его глаза, разные по размеру, стали тускнеть. Гамон с шумом поставил бумажный пакет на стол.

– Пуховик North Face, как и обещал. А это моя девушка, Юки. Я ничего не говорил, хотел сделать тебе сюрприз, когда узнал, что вы учитесь в одном университете. Тебя ведь так сложно удивить.

Касё выдавил из себя доброжелательную улыбку, слушая, как Гамон подтрунивает над ним, будто над ребенком, и подтвердил:

– Да, на этот раз я действительно удивлен, – а потом перевел взгляд на меня.

Я до сих пор помню, как он смотрел на меня в тот момент. Может быть, он вспоминал, как раньше мы в шутку называли друг друга братом и сестрой? Как бы то ни было, в одном я была уверена наверняка: Касё сохранит нашу тайну. Глядя на ночное небо, он с таким восхищением рассказывал о своем старшем брате. Вряд ли он сделает что-то, что может ранить Гамона.

С того дня мы с Касё ни разу не разговаривали с глазу на глаз. Вплоть до того момента, как нас свело дело Канны.

Двадцать восьмого декабря, в последний рабочий день года, закончив все дела в клинике, я поняла, что у меня поднялась температура. Наверное, сказалась накопившаяся за последнее время усталость. На следующий день я проснулась только после обеда, вся потная и с больным горлом. Войдя в гостиную, я увидела, что за столом сидит Гамон. Он поднял голову от компьютера, поздоровался и спросил:

– Как ты?

– Температура не снижается, но чувствую себя чуть получше. Где Масатика?

– Пошел к другу в гости. Садись, я приготовлю что-нибудь поесть.

Я послушно села и стала ждать. Гамон встал из-за стола, достал из холодильника лапшу удон и куриное мясо и поставил на стол небольшую глиняную кастрюльку донабэ. Вскоре обед был готов. Когда Гамон поднял крышку, из-под нее повалил пар: он сделал лапшу удон, протушив ее с мясом и овощами, и в последний момент разбил внутрь сырое куриное яйцо.

– Спасибо большое, – прохрипела я, взяв в руки палочки для еды.

От сладковатого бульона у меня разыгрался аппетит, и я съела почти половину кастрюли.

– Кстати, – обратилась я к Гамону, который в этот момент пил кофе, – помнишь мою коллегу, Рису? Ты видел ее как-то раз, когда приходил ко мне на работу.

– Да. Такая энергичная девушка, верно?

– Верно, это она. Так вот, Риса выходит замуж. Она хотела узнать, сможешь ли ты поснимать у нее на свадьбе? Услуги штатного фотографа банкетного зала выходят очень дорого, да и работы у него так себе. Свадьбу планируют сыграть в мае… Ну как, получится?

– Да, хорошо. Май у меня пока свободен, могу в любой день, – ответил он, глядя на меня поверх своих очков в черной оправе.

Взгляд Гамона светился добротой. Он уже собирался сделать глоток кофе, как вдруг его рука замерла.

– В чем дело? – мягко спросил он.

– Просто подумала, к маю ведь уже все закончится…

– Ты про суд над Канной?

– Да, – кивнула я.

На столе стояла кастрюля с остатками удона. По полу гостиной расходились, будто рябь, солнечные лучи. Царившее вокруг умиротворение начало меня пугать: вдруг я не создана для спокойной жизни?

– Я впервые за долгое время так сильно привязалась к своему пациенту. Хотя этого делать не стоит. Когда я только стала работать клиническим психологом, то так сильно проникалась историей каждого из своих клиентов, что не могла отделить их чувства от своих.

Гамон немного помолчал, а затем произнес:

– И все-таки, мне кажется, раньше ты никогда не воспринимала проблемы своих клиентов настолько близко к сердцу.

– Может, ты и прав.

Мне снова стало нехорошо, и я вернулась в спальню. Проснувшись вечером, я услышала, как рядом со мной кто-то сопит. Оказалось, это Гамон, который крепко спал, обхватив руками подушку.

– Ты же можешь от меня заразиться, – проворчала я себе под нос, разглядывая его безмятежное лицо, и снова закуталась в одеяло.

К четвертому января жизнь японцев вернулась в обычное русло. У входов в магазины больше не стояли кадомацу[34], а люди с самого утра стекались на станции, чтобы отправиться на работу.

Вечером, когда я вернулась из клиники и мы с Гамоном и Масатикой собрались за столом в гостиной, чтобы вместе поужинать блюдом под названием мидзутаки[35], неожиданно раздался телефонный звонок. Я, пожелав мужу и сыну приятного аппетита, встала из-за стола и подняла трубку.

– Алло. Да, господин Цудзи, что случилось?