Первая жертва

– Да, я тогда только перевелась в ее школу. До этого я какое-то время жила в Нью-Йорке: у родителей появилась там работа, и мы переехали всей семьей. Вернувшись на родину, я поняла, что стала слишком самоуверенной для японцев. Поэтому все время проводила одна, читала книги. Однажды Канна несколько недель пропускала школу, а когда наконец пришла, неожиданно заговорила со мной во время большой перемены. Когда я посмотрела на нее, Канна застенчиво улыбнулась и сказала, что ей тоже приходилось жить за границей из-за работы отца: родители брали ее с собой во Францию. До этого ни один ребенок в школе не разговаривал со мной так приветливо. Мы стали обсуждать литературу и живопись и моментально сдружились. Когда другие дети обзывали меня, обычно тихая Канна начинала плакать и бросалась на мою защиту. Она делала так каждый раз.

Пока Кёко делилась своими воспоминаниями, глаза ее светились от нежности. Касё смотрел на нее с восхищением, как на какое-то диковинное создание. Меня тоже очень тронуло, с какой дружеской любовью Кёко рассказывала про Канну. Задумчиво кивнув, я произнесла:

– Спасибо, что уделили нам время. Мы сможем с вами встретиться еще раз, если у нас появятся новые вопросы?

Кёко твердо ответила:

– Да, конечно. А сейчас мне уже пора идти, простите: нужно зайти в библиотеку, подготовить реферат. Помогите Канне, прошу вас.

С этими словами девушка вежливо поклонилась и ушла. Мы с Касё, оставшись наедине, продолжили идти по дорожке, слушая шелест опавших листьев под нашими ногами. Он задумчиво пробормотал:

– Как же сильно могут отличаться характеры даже у самых близких друзей. А эта Кёко…

– Что?

– Она такая максималистка.

– Да, ты прав, – согласилась я, и в этот же момент мне на нос упала капля дождя.

С неба, затянутого густыми тучами, хлынул ливень. Я тут же пожалела, что именно сегодня решила надеть бежевые туфли-лодочки. Послышался голос Касё:

– Давай сюда.

Стараясь не наступать в лужи, я поспешила в сторону игрушечного паровоза, стоявшего в углу детской площадки.

Мы с Касё спрятались в кабине машиниста. Он сел на сиденье и, держась одной рукой за край крыши, поднял взгляд к небу. Я слышала его дыхание. Красивый профиль, на который падала тень, был прямо передо мной. Только в этот момент я осознала, насколько он близко. Касё повернулся ко мне: вечная ухмылка пропала, лицо не выражало никаких эмоций. Я не могла оторвать взгляда от его шеи: узел галстука ослаблен, а верхняя пуговица рубашки расстегнута. По моим ушам и шее стекали мелкие капельки воды.

– Не надо на меня так смотреть, – сказал он.

– Просто переживаю, вдруг ты простынешь, – принялась неловко оправдываться я.

– Что ж, спасибо.

Прислонившись к выцветшему сиденью, я очень осторожно спросила:

– Тебе часто приходится общаться с друзьями своих подзащитных?

Касё тут же ответил:

– Нет, до такого доходит очень редко.

– Знаешь, мне кажется, тебя тоже очень заинтересовало это дело.

– Да нет, для меня оно не особо отличается от других. Если проникаться историей каждого клиента, долго адвокатом не проработаешь.

– Но ведь в каких-то случаях тобой движет именно чувство справедливости. Разве я не права?

– Ну тебе как профессионалу виднее.

Я сидела, обхватив колени руками, и смотрела на дождь. Воздух был наполнен запахом мокрой листвы, лес погружался в туман. Вскоре капли дождя начали затекать внутрь кабины, и мне пришлось переставить ноги. В окружавшем нас полумраке они казались совсем миниатюрными в туфлях-лодочках по сравнению с гигантскими ногами Касё.

– Мне кажется, если кто и погрузился в дело Канны с головой, так это ты.

Я тут же невольно уставилась на него и, запинаясь, произнесла:

– Почему ты так решил?

– Не знаю. Подумал, может, у вас в прошлом имел место какой-то схожий опыт. Но это так, предположение, – произнес Касё, смотря куда-то в сторону. – Но тебе ведь раньше тоже было трудно справляться со своими эмоциями. У тебя довольно сильный характер, но, если рядом с тобой появлялась другая, даже самая обыкновенная, ничем не примечательная девушка, ты все равно сразу зажималась и закрывалась в себе. Причем ты вела себя так не только в компании чужих людей, но даже со мной.

Касё, будто придя в себя, резко замолчал. Тут раздался телефонный звонок. Сердце у меня подпрыгнуло от неожиданности. Увидев, чье имя высветилось на экране, я сразу же взяла трубку.

– Гамон?

– Алло, Юки? – по его тону сразу стало понятно, что это что-то срочное.

Я слушала его, не сводя глаз с Касё.

– Касё? Да, он со мной.

Тот удивленно поднял брови. В его глазах читался немой вопрос: «Я?» Кивнув, я передала ему телефон.

– Гамон, привет. Да. Что?! Мне обязательно надо идти? Она ведь, скорее всего, меня даже не узнает. Хорошо, понял. Буду где-то через час.

Он вернул мне телефон:

– Держи.

Я отключилась и посмотрела на Касё.

– Гамон сказал, ее состояние сильно ухудшилось?

– Похоже на то, – натянуто улыбнулся он. – Дождь почти закончился, я, пожалуй, пойду. Если вдруг она умрет, я дам знать.

Касё высунул наружу свои длинные ноги и вылез из кабины.

– Не хорони ее раньше времени, – сказала я, когда он уже стоял снаружи.