Первая жертва

– С родителями? Кажется, она часто ссорилась с отцом. Но ведь в ее возрасте это нормально. Хотя иногда она, как бы это сказать, слишком драматизировала… Не знаю, может быть, все девочки такие, но Канна… ей нравилось чувствовать себя жертвой. Я всегда ей говорил, что она просто себя накручивает.

– Господин Кагава, что вы почувствовали, когда узнали, что Канна убила своего отца? Наверное, эта новость вас поразила? – продолжил Касё, пока молодой человек помешивал кофе, подливая в чашку молоко.

Услышав вопрос, Ёити быстро закивал, глядя прямо на него.

– Да, это стало для меня настоящим шоком. Я даже расплакался. Я подумал, вдруг в этом есть и моя вина? Вдруг это произошло потому, что я не смог сделать Канну счастливой… Мне так жаль…

Я не поверила своим глазам, когда по щекам парня потекли слезы, он едва выдавливал из себя слова. Касё успокоил его, и мы продолжили разговор.

– Канна говорила вам когда-нибудь, что отец жестоко с ней обращается?

Ёити отрицательно замотал головой. Глаза его все еще блестели от слез.

– Канна ни разу не жаловалась, что он поднимал на нее руку. Да и после учебы она никогда не искала повода подольше задержаться в городе, а спокойно ехала домой. Я часто ей говорил, мол, понимаю, что родители к тебе слишком строги, но, когда ты закончишь университет и съедешь от них, они больше не смогут лезть в твою жизнь, а пока нужно просто немного потерпеть. Ну почему она меня не послушала? Неужели она настолько упрямая?

– Может быть, Канна на самом деле просто хотела, чтобы вы поняли, что она чувствует? – ответила я вопросом на вопрос.

– Если б я мог это сделать, все было бы гораздо проще, – уверенно согласился Ёити. – Канна ведь сначала даже не хотела со мной встречаться. Но однажды она пришла ко мне домой, потому что ее бил парень.

В этот момент Касё осторожно прервал его.

– Кстати… Канна рассказала, что, когда она обратилась к вам за помощью, вы склонили ее к действиям сексуального характера. Это правда?

Ёити широко раскрыл глаза и удивленно воскликнул:

– Эй, подождите. Вы серьезно думаете, что я на такое способен?! Бросьте, это бред какой-то. Я хорошо помню, как все было. Канна сама ко мне пришла. И когда все уже шло… к этому, она улыбалась. Поверить не могу… Все-таки она какая-то странная. Если честно, мне всегда казалось, что у нее есть какая-то патологическая склонность ко лжи.

– Патологическая склонность ко лжи? – переспросила я от неожиданности.

– Да, при этом в ее поведении было что-то… неадекватное. Когда старшекурсник из нашего университета рассказал, чем они с Канной занимались, я был вне себя. Я думал, что не переживу ее предательство. Но когда я сказал ей, что мы больше не можем встречаться, она расплакалась. И еще она часто резала себе руки, поэтому мне было трудно решиться на то, чтобы расстаться с ней… Со стороны может показаться, будто я в конце концов предал ее, но в тот момент мне и самому было очень тяжело.

Он замолчал. По всей видимости, Ёити не собирался отвечать на наши дальнейшие вопросы. Я еле слышно повторила:

– Резала себе руки.

Получается, Канна занималась самоповреждением? А я ничего не заметила, потому что она всегда надевала на наши встречи одежду с длинными рукавами… Поблагодарив официанта за вкусный кофе и оплатив счет, Касё посмотрел вслед идущему в мужской туалет Кагаве и пробормотал:

– Что же он все-таки смог понять о Канне?

После встречи с Ёити мы вместе поехали на метро. Касё спокойно держался за поручень, как вдруг, спохватившись, сказал:

– Канна хотела тебе что-то еще рассказать, поэтому отправила новое письмо.

Возможно, потому, что его рука была поднята вверх, как никогда бросалось в глаза, насколько у него длинные руки и ноги.

– Поняла, спасибо, – кивнула я.

Мое усталое лицо отражалось в окне вагона. Я почувствовала, что у меня пересохли губы. Пока я, поправляя сумку, готовую свалиться с плеча, пыталась выдавить из себя хоть слово, Касё первым прервал тишину:

– Ты хочешь что-то сказать?

– Как ты думаешь, Кагава правда принудил ее к физической близости?

– Ну Канна говорила именно так. Но, судя по реакции Кагавы на мой вопрос, он тоже нас не обманывает. Я сам в растерянности. Впрочем, ничего удивительного, когда после расставания мужчина и женщина воспринимают одну и ту же ситуацию по-разному.

– Но очень уж странно, что они говорят прямо противоположные вещи.

Как только я произнесла эту фразу, пассажир, сидящий передо мной, встал, и одно место освободилось. Касё жестом предложил мне сесть, но я отказалась. Я не хотела, чтобы он стоял и смотрел на меня сверху вниз. Хотя после нашего недавнего спора у изолятора общаться с Касё стало намного легче.

– Если будут новости, я сообщу тебе, что смогу, – произнес Касё.

– Спасибо. Мне ведь, по-хорошему, и на встрече с Кагавой нельзя было находиться.

– Вдвоем докопаться до истины будет проще.

– Кстати, Касё.

Он насторожился и промолчал, как будто снова надел на себя непроницаемую броню, которую уже успел сбросить. Стараясь избегать его полного тревоги взгляда, я продолжила: