Первая работа. Испания

Город не ответил, развернулся на другой бок, погасил фонари на нашей улице.

«Помоги найти Марину, — попросила я, — пожалуйста».

Трудно помогать, когда болеешь сам. Но город был не из тех, кто бросает в беде…

Он повёл меня сначала широкими проспектами и платановыми аллеями, потом узкими улочками и мощёными мостовыми. Чем ближе к центру, тем больше становилось «вавилонцев». Это я так мысленно прозвала тех, кто бродит в ночи. Ну а чем не вавилонцы? Говорят на разных языках, перекрикивая друг друга. А главное, торчат тут посреди ночи, будто и вправду заняты делом, строят свою бестолковую башню. Лучше бы шли домой — спать, спать, спать…

Я ёжилась от озноба, который вдруг прихватил меня на жаре, и сторонилась весёлых окриков и приглашений. Старалась слиться с кирпично-коралловыми шершавыми стенами города. И здорово злилась на Марину.

Почему, почему я тащусь за ней в ночи? Кто меня гонит? Кто я ей? Сестра? Дочка? Разве я обязана её сторожить?

Во рту пересохло, страшно хотелось пить. Я сунула руку в карман шортов, нащупала какую-то мелочь. Евро, максимум — два. Но где, где купить воды? Супермаркеты закрыты. Не в баре же. Там дорого…

Наконец я добрела до клуба, который мне описала парой слов Марина, когда я ей перезвонила. Назывался он «La Fruta», то есть «Фрукт».

«Спасибо», — прошептала я тихо городу, и он откатился, тяжело переваливаясь, куда-то в сторону моря, дохнув на меня на прощанье смесью духов, сигарет и жареного мяса.

Вход в клуб был оформлен в виде разрезанного яблока. Я никак не могла отделаться от библейских ассоциаций, которые начали преследовать меня уже на улице: Ева, яблоко, искушение. А может, название намекало, что тут зажигают те ещё… фрукты. Не знаю.

На входе стоял охранник. Я сжалась, уверенная, что не пройду фейсконтроль, но он только скользнул по мне взглядом и отвернулся к двум темнокожим девчонкам, которые что-то весело рассказывали ему.

Я осторожно вошла и осмотрелась. Прямо у входа бил небольшой фонтанчик, подсвеченный лампой сиреневого цвета. Рядом стояли стаканы из разноцветного стекла. Моя рука так и потянулась к ним, но пить я всё же я не рискнула. Вдруг в этот фонтан чего-то подмешали, скажем так… Необычного.

Народу в клубе было мало. За стойкой — бармен в костюме банана. Как и на Рамбле, у меня сердце сжалось от жалости ко всем, кто вынужден зарабатывать на жизнь, унижая себя, нося дурацкий костюм. Бармен мне подмигнул, и я поспешно отвернулась. На танцполе вообще никого не было. Только кружились световые пятна от лампочек, будто искали кого-то.

А вокруг площадки для танцев стояли фиолетовые диваны странной формы, какие-то круглые, низкие. «Это ж тарелки, — сообразила я, вглядываясь в полумрак, царивший над этими диванами, — вроде как для фруктов…» На одном из них я заметила знакомое платье в стиле «фламенко». Марина полулежала, как древняя римлянка, на боку, подложив под голову подушку. Рядом с ней крутился какой-то довольно противный тип с волосами, смазанными гелем, в ярко-салатовой рубашке. Он то присаживался на корточки, заглядывая Марине в глаза, то тянул её за рукав платья.

«Да ей тут весело, — обозлилась я, — развлекается с женихами… А меня пригнала зачем?! Полюбоваться на веселье?!»

Я уже собиралась развернуться и уйти, как вдруг заметила, что парень хватает Марину за руки слишком грубо. Совсем как Хорхе вчера схватил меня. А она не выдёргивает руки вовсе не потому, что кокетничает. В её движениях была какая-то слабость, заторможенность, которая меня насторожила.

— You are so noisy, — донёсся до меня дремотный голос Марины, — go away!

Noisy? По-английски это «шумный». Наверное, Марина хотела сказать «назойливый», но перепутала. На неё не похоже.

Я приблизилась к ним. Даже в полумраке было видно, какая она бледная.

— Марин…

— М-м-м?

— Марин, пойдём.

— А… да? — рассеянно спросила она, приоткрыв глаза.

— Встать можешь? — спросила я, протягивая руку.

Парень в салатовой рубашке поднялся и встал между Мариной и мной.

— Не трогай мою девушку, — заявил он по-испански, — мы с ней пойдём в другое место.

— Отойди от неё! — коротко рявкнула я и даже слегка отодвинула его, как тяжёлую занавеску на окне.

— А ты ей кто? — задиристо поинтересовался он.

— Сестра!

— О…

Почему-то эти слова произвели на него впечатление, и он отошёл к бару, наблюдая за нами издали.

— Марин, пойдём…

Она тяжко вздохнула, совсем как город, оперлась на мою руку, поднялась и снова едва не упала.

— Идти сможешь? — сквозь зубы проговорила я.

Она была мне жутко противна в эту секунду. Когда придёт в себя, выскажу ей всё. Скажу, что вытаскивала её в первый и последний раз. Пусть не надеется, что я буду ей как верная собака…

Шум фонтанчика снова привлёк моё внимание. Ох, как же хочется пить! Я перевела взгляд на бармена. Он по-прежнему дружелюбно улыбался мне, протирая стаканы. Наверное, думал, что у меня денег — чемодан, как у Пеппи Длинныйчулок. А у меня всего два паршивых евро!

Придерживая Марину под локоть, я достала монеты. Полтора, а не два. Но пить хотелось невыносимо…

— Сколько стоит вода? — решилась я спросить.