Первая печать

Фиоре еле сдержалась, чтобы не переспросить: «С кем?» Торговец не понял бы шутки, он явно отнесся к рассказанной Теймаром истории всерьез. «Знать бы, существует ли этот художник на самом деле», – подумала она и вдруг поняла, зачем грешник явился сюда, затеял беседу с хозяином лавки, высмотрел среди товара самый неудачный экземпляр…

– Марек нынче у своего деда в мастерской работает, – сказала девушка. Джаред наверняка знал это сам, но сейчас нужно было как-то подтолкнуть его и направить в сторону, указанную грешником. – Говорят, неплохо справляется.

– Говорят… – пробормотал торговец, и его взгляд сделался задумчивым, как будто он уже подбирал слова для предстоящей нелегкой беседы. Фиоре почувствовала, что пора уходить, но в последний момент Джаред сумел удивить ее еще раз.

– Ты заходи, – сказал он смущенно. – Есть тут задумка одна… может, и поработаем опять вместе!..

8. Тьма твоего сердца

Эйлам лежал на ее ладонях, и был он хрупким, точно фарфоровое блюдо, тонкое и прозрачное. Над городом вздымался Спящий Медведь, чья косматая шуба в тех местах, где ее отчасти прикрывал туман, казалась припорошенной инеем.

За пределами Эйлама мира не было.

…По извилистой улице движется фигура, которую издалека можно отличить от других прохожих по странному блеску правой руки. Грешник идет медленно – вертит головой, разглядывая дома, иногда подолгу застывает у какой-нибудь яркой вывески или любопытной витрины – и как будто не замечает, что люди старательно его обходят. После случая в заброшенном городе страсти поутихли, и большинство эйламцев свыклись с мыслью, что чужестранец с непривычным именем и отталкивающей внешностью какое-то время пробудет в городе, но никто не смог бы изменить их истинных, глубинных чувств.

Но вот кто-то подходит ближе, чем следовало бы…

* * *

– Эй, ты! – раздался в нескольких шагах позади резкий и неприятный голос. – Я с тобой разговариваю, да!

Грешник неохотно обернулся, и окликнувший его грубиян испуганно подался назад. Золотые глаза Теймара Парцелла не только скрывали направление взгляда, но и придавали его лицу очень странное выражение, которое окружающие нередко толковали прямо противоположными способами: для одних грешник был воплощением невозмутимости, для других – безразличия, но некоторые видели на его лице только холодную ярость. Незнакомый горожанин оказался из последних: вся его спесь волшебным образом исчезла еще до того, как грешник заговорил.

– Вы, эйламцы, смелый народ, – сказал Теймар с легкой усмешкой. – Но вот смелость и глупость часто идут рука об руку. Впрочем, в этом случае смелость правильнее было бы называть по-другому.

Стоявший перед ним эйламец вздрогнул и пробормотал, смиренно глядя вниз:

– П-простите меня, господин… Хозяин велел послание передать, но не предупредил, что вы… – Он замялся. – Вы ведь из благородных, да? Из тех, кто живет на летающих островах?

– С чего ты взял? – удивился грешник.

– Как же! – Слуга неведомого «хозяина», убедившись в том, что его никто не собирается наказывать, приободрился. – Только от их взглядов чувство такое, словно тебя по макушке кузнечным молотом бьют. Чем дольше благородный будет глядеть, тем глубже в землю и забьет…

Теймар хмыкнул, покачал головой. Если бы слуга стоял хоть на шаг ближе, он бы расслышал сказанные шепотом слова: «Знали бы вы, ваша светлость!» Но страх был по-прежнему слишком силен, чтобы позволить ему приблизиться.

– Ладно, давай свое послание. От кого оно, кстати?

– От господина Орсо.

– Орсо… Кто это? А-а, глава городского совета. Интересно, зачем я ему понадобился?

Теймар протянул руку за письмом.

* * *

…Мир, хрупкий как фарфор.

Она сжала его в руках, рискуя сломать.

«Не исчезай, только не исчезай!..»

* * *

Дейн Орсо управлял Эйламом последние двадцать лет. Строго говоря, каждые три года эйламцы должны были избирать новых советников, а те в свою очередь нового главу, но после пришествия моря как-то само собой вышло, что выборы раз за разом давали один и тот же результат. Причин тому было сразу несколько: доверие, уважение, страх. И даже когда Орсо неудачно упал, повредил спину и остался прикованным к постели калекой, ничего не изменилось. «Хорошему хозяину ноги не нужны, – говорили эйламцы. – Он кого угодно заставит за себя побегать!»

Хозяин поджидал гостя, сидя в кресле у камина.