Первая печать

В подвал Кьяран спускался быстрым шагом и лишь на последней ступеньке приостановился, тряхнул головой, словно спрашивая себя: «Что я делаю?!» Предложение грешника звучало заманчиво, но оставалась вероятность, что он всего лишь виртуозный обманщик, которому, как твердила одна древняя книга, нельзя доверять.

– Входи, – сказал книжник, мрачнея. – Они там.

Здесь было, в отличие от верхнего хранилища, очень темно и довольно-таки холодно. Фиоре тотчас же озябла и обняла себя за плечи. Она не любила подвальную комнату: уж слишком та напоминала тюремную камеру.

– Самой молодой из этих книг уже исполнилось триста лет, – проговорила она вполголоса. – Их читать попросту невозможно, уничтожить – тоже. Остается лишь держать под замком. Надеюсь, ты хорошо понимаешь, с кем имеешь дело?

Грешник улыбнулся и не ответил.

Почувствовав приближение людей, огромные древние фолианты беспокойно заворочались. Каждый из них лежал на специальном каменном постаменте, испещренном охранными знаками-печатями; вокруг постаментов обвивались толстые цепи. Кожаные переплеты книг покрывала густая пыль, которую они притягивали к себе с необычайной силой – чем чаще Кьяран ее вытирал, тем быстрее она накапливалась вновь.

Не дожидаясь, пока книжник что-то скажет или объяснит, Теймар пошел вперед. Темнота не мешала ему, а вскоре она исчезла: все печати на камнях, железе и коже начали светиться, будто бы сквозь них пробивался наружу свет невидимого солнца.

Он остановился подле одной из книг и провел над ней рукой.

Цепь с грохотом упала на землю и, извиваясь по-змеиному, попыталась отползти подальше от грешника, словно его присутствие причиняло ей боль. Фолиант дернулся, но не раскрылся. Воздух в подземелье вдруг посвежел, как перед грозой. Фиоре увидела, что пальцы Теймара вытянулись, на них появились лишние суставы, и это зрелище оказалось не из приятных.

Она закрыла глаза, и почти сразу раздался шелест.

Книга позволила себя прочитать…

* * *

Теплый летний вечер опустился на город, казавшийся непривычно пустым и тихим.

По безлюдной улице, ведущей от набережной к главной площади, шла одинокая белая кошка. Ее пушистый хвост изгибался вопросительным знаком, а на мордочке застыло удивленное выражение: куда все подевались? Вокруг не было ни играющих детей, ни торопящихся куда-то прохожих; не беседовали у дверей кумушки-соседки, не доносились из трактиров веселые песни, и даже запахов стало меньше – воздух пах не свежеприготовленной едой или другими, куда менее аппетитными вещами, а пылью.

Пылью, страхом и запустением.

Тишину нарушал всего лишь один звук: далекий и еле различимый, он тем не менее был беспрестанным и назойливым, как гудение упрямой пчелы над сладким цветком, чьи лепестки сжаты слишком плотно – так, что внутрь не пробраться. Чувствительные кошачьи уши раздраженно подергивались всякий раз, когда этот звук становился чуть громче.

Она ощущала растущую тревогу и желание сбежать, но все-таки шла вперед.

Дом на центральной площади встретил ее открытыми настежь дверьми. Кошка прошла по анфиладе комнат, растерянно оглядывая царивший кругом беспорядок: хозяева покидали жилище в спешке и бросили немало ценных вещей. Забрать их было бы проще простого – домашний дьюс пришел в совершенное смятение и позабыл о своих обязанностях, – но звук, что нарастал все быстрее и быстрее, привел в ужас даже тех, кто промышлял столь темным ремеслом. Они дорожили жизнью, поэтому предпочли спасаться бегством вместе с остальными эйламцами, а не искать драгоценности в чужих домах.

Кошка, впрочем, к золоту и сверкающим камням была равнодушна.

Она шла до тех пор, пока не оказалась у порога книгохранилища…

…и, переступив его, превратилась в высокую женщину с бледной кожей и белыми волосами, с которых при каждом движении падали капли воды, похожие на росу. Ее огромные фиалковые глаза смотрели встревоженно, а выражение красивого лица было скорбным.

В кресле у окна сидел мужчина и читал книгу.

– Уходи! – велел он не поднимая глаз. – Я же просил, чтобы ты не приходила сюда.

– Мне никто не может приказывать, – ответила женщина тихим приятным голосом. – Даже ты. Куда все ушли? Куда ты отправил семью?

Он как-то неопределенно махнул рукой.

– В безопасное место. – Книга упала на пол, и сразу стало заметно, что до сих пор она была перевернута. – Зачем тебе знать? Твой народ все равно не слишком пострадает от появления в этих местах Медведь-горы, ведь ваши владения находятся глубоко…

– …глубоко под землей. Окажись на нашем месте люди, они бы не стали печалиться из-за чужой беды, – проговорила женщина. – Они бы переждали лихое время, а потом продолжили бы жить как ни в чем не бывало.

Человек, сидящий в кресле, впервые поднял голову и посмотрел на странную гостью. Его лицо было измученным, серым от усталости и бессонных ночей, его глаза покраснели от чтения при свечах, но взгляд был полон решимости – словно у воина, которому предстоит битва, чей исход предрешен.

– Ты же не любишь людей, – негромко и спокойно произнес он. – Так почему…

– Нельзя всех любить, но обратное тоже верно.

Мужчина покачал головой: