Восьмого сентября 1974 года, через месяц после отставки Ричарда Никсона, президент Форд предоставил опальному бывшему президенту «полное и абсолютное» помилование «по собственному свободному усмотрению». Сын Фордов, Стив, сказал, что его мать беспокоилась о реакции на помилование, но его отец думал о долгосрочных последствиях для нации, если Уотергейт затянется. По его словам, родители знали, что прощение будет стоить им поддержки и, возможно, следующих выборов. Но Бетти считала риск слишком высоким и предупреждала об этом своего мужа. Бетти начала испытывать неприязнь к президенту Никсону за то, что он по существу разрушил шансы ее мужа на завоевание Белого дома. Помилование было самым грустным днем в жизни Пэт, поскольку оно ознаменовало признание мужем своего поражения. С ее точки зрения, на ее муже нет вины и, соответственно, прощать его не за что. Сьюзен Портер Роуз, работавшая в аппарате и Пэт, и Бетти, сказала, что между ними не было телефонного разговора о помиловании. «Нет, абсолютно нет. Этого просто не могло произойти, этого не могло произойти ни с одной из них… Теперь они позвонили бы друг другу, только если бы кто-то умер».
= Помилование было самым грустным днем в жизни Пэт, поскольку оно ознаменовало признание мужем своего поражения.
Гвен Кинг, директор по переписке в аппарате Пэт, приехала навестить Никсонов в Сан-Клементе, и за обедом и мартини она рассказывала Никсонам истории о президентах, с которыми ей довелось работать (начиная с президента Эйзенхауэра). Ричарду Никсону было особенно интересно узнать о президенте Джонсоне, и в середине своего рассказа Кинг остановилась и спросила его: «Вы не записываете это на пленку?» В комнате стало тихо, и она не могла поверить, как это у нее вырвалось. Прошло несколько секунд, и Пэт рассмеялась. Президент тоже засмеялся и заверил ее, что он не записывает их разговор.
В 1984 году Пэт отказалась от охраны Секретной службой (до тех пор ее охраняли), потому что считала это ненужным расходом. Президент Никсон принял такое же решение спустя год. Пэт замкнулась в себе и прочитывала по пять книг в неделю. Она взялась за садоводство («Я не могла много копаться в саду Белого дома. Он всегда должен находиться на обозрении».) и износила четыре пары толстых садовых рукавиц, поскольку с маниакальным рвением ухаживала за своим имением в Сан-Клементе, расположенным на утесе с видом на Тихий океан. Она знала, как ее муж любит розы, поэтому позаботилась, чтобы несколько кустов были высажены перед окном его кабинета. Их жизни, возможно, превращались в руины, но она могла сделать свой сад пышным и красивым, просто уделяя время уходу за ним. Никакое время не восстановит репутацию ее мужа. Пэт неохотно согласилась позировать для официального портрета в галерее Белого дома Генриетте Уайет Херд, сестре известного художника Эндрю Уайета. Хотя ей понравилась картина, она сказала: «Я выгляжу на ней слишком печальной».
Иногда перед публичным выступлением Бетти Форд испытывала такой страх, что могла признаться своим помощницам: «Боже мой, мне кажется, меня сейчас вырвет». Но когда ее муж, страдающий ларингитом, не мог говорить утром после того, как проиграл Джимми Картеру на выборах 1976 года, именно Бетти огласила его заявление о признании поражения и сделала это с изяществом.
Ее мужество возрастало с каждым днем присутствия в Белом доме. Однажды вечером ей должен был вручить Библию реб Морис Сейдж, президент Еврейского национального фонда Америки, во время официального вечернего приема в отеле «Нью-Йорк Хилтон». Неожиданно Сейдж рухнул на сцену. Бетти вспоминала, что возник хаос, когда люди бросились ему на помощь и толпой окружили Сейджа. Она вернулась на свое место, чтобы освободить проход, но сидя там, ощутила неловкость. «Я чувствовала, что кто-то должен стать примером, — писала она в своих мемуарах. — Я действительно считала, что, если смогу встать там и помолиться, и сделать так, чтобы все эти людей помолились вместе со мной, мы могли бы каким-то образом спасти жизнь доктора Сейджа». Первая леди взяла микрофон, в то время как врачи, оказавшиеся в аудитории из 3200 человек, и охранявшие ее агенты Секретной службы, поспешно пытались привести в чувство 55-летнего лидера. «Мы все должны молиться, как можем, — сказала она прерывающимся голосом, пока Сейджу давали кислород. — Все в руках Бога. Нам всем нужно верить». Она попросила присутствующих склонить головы в молитве. «Дорогой Отец Небесный, — начала она декламировать перед ошеломленной аудиторией. — Мы просим Твоего благословения для этого великолепного человека. Мы знаем, что Ты можешь позаботиться о нем».