— Ну, тогда шепчите ему об этом в ухо каждую ночь.
— Я буду, но также буду шептать об этом и в ваше ухо.
Она хотела произвести впечатление, которое запомнилось бы в Кремле.
Именно Нэнси всегда искала признаки нелояльности среди политических помощников своего мужа. Именно Нэнси «сканировала» толпу во время выступлений ее мужа, чтобы увидеть, кто оказывает ему должное уважение. На ужине итало-американской федерации в Вашингтоне, на котором присутствовал соперник от демократов Вальтер Мондейл, Нэнси отмечает: «Когда настала очередь Ронни говорить, я заметила, что Мондэйл не аплодировал — ни разу». Во время своей кампании 1984 года по переизбранию на новый срок Рейган катастрофически провел дебаты с Мондейлом, и Нэнси потребовала ответа. Когда муж сказал ей, что он чувствовал себя «озверевшим» из-за изнурительных подготовительных дебатов, которые включали генеральную репетицию в Старом здании правительства, с полным освещением и камерами, и около тридцати сотрудников забрасывали его предложениями, — она пришла в ярость. «Я была расстроена, потому что считала, что они все сделают неправильно. Именно так и произошло. Они перегрузили его».
= «Вам может не нравиться его политика или какие-то его заявления, но лично его было очень-очень трудно не любить».
По словам Рона, сына Рейганов, его отца невозможно было не любить. «Вам может не нравиться его политика или какие-то его заявления, но лично его было очень-очень трудно не любить». Нэнси, напротив, была «более колючей личностью», и он наблюдал, как его мать стала магнитом для критики, которая должна быть направлена на отца. Если люди не соглашались с президентом, они выражали свое разочарование, навешивая на первую леди ярлык беспощадного и бездарного человека, который стремится полностью контролировать ситуацию и не позволяет другим вмешиваться. Рон не уверен, взяла ли его мать это бремя сознательно или нет, но, сделав это, она защитила своего мужа от боли и приняла на себя роль громоотвода для его администрации. Рональд Рейган отчаянно хотел нравиться публике, и, конечно, это свойственно всем, но Нэнси была готова пожертвовать этим восхищением, чтобы стать его последним оплотом. И ей пришлось заплатить на это: по опросу института Гэллапа, проведенному в декабре 1981 года, у нее был самый высокий показатель неодобрения среди всех современных первых леди — 26 процентов.
Представление Хиллари Клинтон о том, что значит быть хорошей женой, разительно отличалось от понимания роли жены ее предшественницами. Она не желала довольствоваться присутствием на совещаниях Кабинета министров, — ей хотелось обрести право голоса и высказываться на заседаниях. Сначала она видела себя в качестве руководителя департамента внутренней политики в аппарате своего мужа, но консультант президента по опросу общественного мнения Стэн Гринберг убедил их, что такое решение будет катастрофически непопулярным. Личный секретарь президента по вопросам здравоохранения и социального обеспечения Донна Шалала и министр финансов Ллойд Бентсен предостерегали Клинтона от назначения Хиллари руководителем целевой группы по национальной реформе здравоохранения, которая открывала путь крупнейшей социальной программе с момента создания президентом Рузвельтом системы социального обеспечения. Хиллари возглавляла огромную бюрократическую команду, разработавшую план новой системы медицинского страхования, которая позволит снизить расходы и расширить охват. В ее задачу входило убедить законодателей и лидеров бизнеса в пользе этого плана. Тревожные сигналы прозвучали в Западном крыле, когда президент объявил о назначении своей жены всего через пять дней после инаугурации. Но президент знал, насколько сильно она хочет решить данный вопрос, и чувствовал, что должен дать ей важное задание в знак благодарности за ее поддержку в то время, когда ходили слухи о его романе с Дженнифер Флауэрс. (Флауэрс утверждала, что у нее была 12-летняя связь с Клинтоном в Арканзасе; спустя годы он признается, что это был единичный случай в 1977 году.)