Его отключили от всех аппаратов и поставили помпу с морфином. Я все нажимала кнопку, хотя Андрей твердил, что ему не больно. Потом мне сказали, что кнопка добавляла совсем чуть-чуть морфина, не выше предписанной дозы, и это ни на что не влияло, но у меня было такое чувство, что, нажимая кнопку, я делаю хоть что-то в этой невыносимо безнадежной ситуации. Андрей хотел кока-колы – он любил холодную шипучую мексиканскую кока-колу в стеклянной бутылке. Я взяла губку, капнула на нее колы и дала ему попробовать. Через несколько часов дыхание Андрея стало необычным: шумным, булькающим. Я испугалась, что это из-за кока-колы, но мой парень Эд сказал, что причина не в этом и я не сделала ничего плохого. Потом Андрей устал и попросил всех: “Не уходите, пожалуйста, побудьте здесь. Не обращайте на меня внимания. Я немного посплю. Только не смотрите на меня, пока я сплю”. С десяти до полуночи он то дремал, то глубоко дышал. Весь разговор о хосписе оказался ненужным. Нечего было и думать, чтобы забрать Андрея из больницы.
Я сняла видео, на котором Андрей выглядит будто под кайфом, потому что ему было очень плохо. Это было тогда, когда опухоль у него в мозге стала кровоточить и он начал заговариваться. Он был такой милый, наивный и растерянный. Видео у меня сохранилось, но я не могу его смотреть. Андрей был очень близок с матерью – и они часто кричали друг на друга. Они с сестрой и мамой каждый год куда-то ездили. Он обожал Кэт. В последнюю ночь мы пробыли с ним почти четырнадцать часов. Он не хотел закрывать глаза. Как будто знал, что тогда он их уже не откроет. И все просил нас остаться. Был в полном сознании до самого конца.
В ту ночь, в полночь, когда все разошлись, я села к нему на постель и взяла его за руку. Мама с подругой сидели на стульях. Я болтала о каких-то глупостях и даже не смотрела на Андрея. Мамина подруга – медсестра, и она заметила, что он дышит все медленнее и медленнее. Мы позвали дежурного врача. Он сказал, что Андрей еще с нами, мы можем с ним поговорить. Мы позвали папу, который был в комнате ожидания. У меня было такое чувство, что надо сказать Андрею, что я его отпускаю, хотя на самом деле я совсем не могла его отпустить. Как ему об этом сказать? И вдруг его рука обмякла в моей ладони. Мне не было его видно, потому что я сидела на краю постели, поэтому я вскочила и посмотрела на него. Я в жизни не видела ничего ужаснее. Лицо у Андрея словно провалилось. Рот был открыт. Я в отчаянии выскочила за дверь. Андрея больше не было.