Первая Бастилия

— Займись гимнастикой с гантелями, — советовал брату Володя, — очень полезно. И холод сразу пропадает.

— А как же готовить уроки в холоде? — не унимался Митя.

— В холоде хорошо работать: бодрее ум, свежее память и не клонит ко сну. Бери пример с Рахметова. Он спал на гвоздях, а ты холода испугался.

Тут в разговор вмешалась Маняша:

— Ой! А зачем он спал на гвоздях?

— Воспитывая силу воли, — ответил Володя и, забрав книги, вышел из комнаты.

Конечно, в холоде лучше работать, свежее ум… и не так хочется спать. Ночью. Во втором часу. Но когда тебя никто не видит, можно ненадолго изменить своей «теории холода» и натянуть на плечи старую гимназическую шинель. Эту шинель мочили симбирские дожди, в нее летели меткие снежки друзей-гимназистов, от нее без конца отрывались пуговицы, но она греет. В ней скрываются несметные запасы тепла. Володя поеживается от удовольствия и снова погружается в чтение.

Книга, которая лежит перед Володей, называется «Царь-Голод». Она дана на два дня, и надо успеть ее одолеть.

«…Одни работают до кровавого пота, другие ничего не делают; одни голодают, как мухи, мрут от всяких болезней, другие живут в роскошных палатах и едят на серебре и золоте; одни горюют и страдают, другие радуются и веселятся».

Володя не просто читает книгу. Он шепотом повторяет прочитанное. И еще делает записи в тетради.

Его рука быстро и твердо выводит строки. Кажется, что он пишет не конспект, а приговор.

«Словом, железный закон рабочей платы, — читает Володя, — и ужасная власть Царя-Голода прямо происходят от теперешних порядков капиталистического хозяйства».

За окном завывает ветер. Слышен ознобный стук ночного дождя. Володе кажется, что это стучит не дождь, а где-то вдалеке рассыпает свою дробь барабанщик. И этот барабанщик аккомпанирует беспощадным словам, написанным в книге:

— «Вот они „Божьи работники“, оборванные, голодные, они кучей толпятся на рынке… Они вынесли на рынок, на продажу свои „рабочие руки“, свою силу… Долгим путем насилия и кровопролития, голода и страданий должно было идти человечество, пока дошло до таких порядков».

Володя так увлекся чтением, что не заметил, как дверь отворилась и в комнату вошла мама. Она вошла своими легкими, бесшумными шагами, какими ходила всю жизнь, чтобы не разбудить сыновей и дочек.

— Почему ты не спишь? — спросила мама.

Володя резко повернулся. Это был скорее не вопрос, а просьба погасить лампу и лечь спать. Володя сказал громким шепотом:

— Я скоро лягу. Осталось вот столько. — И он показал двумя пальцами, какой слой страничек осталось ему дочитать.

— Что ты читаешь? — спросила мама.

Володя смутился. Он не знал, как объяснить маме, что за книга лежит перед ним. Он боялся огорчить маму.

Тогда Мария Александровна сама взяла книгу и стала ее перелистывать. На отдельных страницах она задерживалась. А Володя, сидя перед мамой, терпеливо ждал, что она скажет.

Мама опустила книгу и вопросительно посмотрела на Володю. Он молчал.

— Раньше всего надо окончить университет и думать только об учении! Разве ты забыл, что говорил тебе отец?! — Мама произнесла эти слова жестко и холодно.

Потом она захлопнула книгу и положила ее на стол.

— Я запрещаю тебе брать в руки эти книги.

Володя встал. Старенькая шинель соскользнула с плеч и упала на пол. Володя не поднял ее. Он с изумлением смотрел на мать. Он никогда не видел ее такой.

Мама, сдержанная, сильная мама утратила над собой власть и, забыв, что в доме спят, говорила громко, возбужденно. Володя ждал, когда она успокоится.

— Мамочка, — сказал он, — ты никогда так со мной не разговаривала. Что с тобой?

Мария Александровна ничего не ответила. Она склонила голову. Зябко закуталась в платок. Умолкла. И вдруг обхватила руками голову сына, прижала ее к груди и, почти задыхаясь, прошептала:

— Не отдам! Не отдам тебя!..

В комнате стало тихо. Некоторое время Володя стоял неподвижно. Потом осторожно высвободился, взял со стола тетрадку и стал читать — сперва негромко, потом взволнованно, с жаром:

— «…будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в нее из будущего…»

Мария Александровна внимательно слушала, и к ней возвращался покой.

— Кто это? — тихо спросила она.

— Чернышевский.

Она еще некоторое время постояла молча. Потом мягко сказала:

— И все-таки пора спать.

И, не дожидаясь, что ответит сын, направилась к двери.

А дождь-барабанщик отбивал свою железную дробь.

Пятая глава

В приходе зимы всегда есть что-то неожиданное, хотя все прекрасно знают, что следом за долгими осенними дождями непременно выпадет снег.

Снег напоминал Володе детство. Он мысленно переносился в Симбирск, где можно было поиграть в снежки или совершить путешествие на пироге.