Толпа мгновенно собирается в кулак, обжимая нас. Покачнувшись, Керри вынимает пачку денег из заднего кармана и протягивает в полуоткрытой ладони осаждающим. Они замирают. Наступает тишина. Вдруг раздаются проклятья, и невысокий мужичок в драных брюках бормочет сквозь зубы ругательства, вынимает руку из-за спины и что-то протягивает Керри. Отводит руку и бьет еще раз, снизу вверх, и еще раз, шагнув вплотную. Керри хватается за живот, я принимаю его откачнувшееся тело. Господи, какой тяжелый. В толпу влетает Хашем. Мужичок, только что ударивший Керри, встает перед Хашемом и проводит лезвие плашмя по своей щеке. Хашем бьет его ногой в пах. Добивает. Толпа кипит, но не смеет тронуть Хашема. Один, другой нагибаются поднять окровавленные сотенные купюры. Аббас оттаскивает Хашема, но тот снова кидается на убийцу. Автобус уже завелся и отъезжает. Мужичок вскакивает невредимый и делает ложное движение, показывая, что хочет броситься на Хашема, но кидается в сторону и вспрыгивает на подножку.
Керри уже не может стоять на ногах, я пытаюсь его протащить через двор. Падаю. Поднимаюсь. Мы оба мокрые от крови.
«Скорая» приехала через час. Кровь искали еще три часа, а вечером в 22:47 сердце коммандера Керри Нортрапа остановилось.
Тело Керри забрал его сын, очень на него похожий тридцатилетний малый, прилетевший из Сан-Диего, где руководил двумя софтверными стартапами. Он молча выслушал обстоятельства, при которых погиб отец. На следующий день Грег должен был лететь вместе с гробом в Калифорнию, как вдруг рано утром нашел меня в гостинице:
— Можно увидеть ту девушку?
Я повел его в нахалстрой, в дом к Магомеду-аге.
Закутанная в черный платок, на порог вышла Гюзель.
Выплаканные глаза, дрожащие губы.
Грег протянул ей руку, она выпутала пальцы из-под бахромы для рукопожатия.
Глава тридцать седьмая
КАЙТ
Главным результатом проведенных в Иране четырех лет стали три хубары, две самки и самец, которых мы с Фарухом за все это время выловили чудом. По возвращении я выпустил их в Ширван, под затянутый десятью волейбольными сетками вольер. И мне повезло. Тогда на Ширван пришли тучи саранчи, и хубары хорошенько отъелись акридами, так что у них далеко не сразу возникло тревожное состояние побега. Все эти пятнадцать лет я взращивал хубар.
Я сильно сроднился с красоткой. Пытался разговаривать с ней на балабойлане, ставил ей мугам, читал стихи, уговаривал родиться, жить. Дар речи, конечно, она не обрела, но мне как-то удалось научиться ее пасти.
Постепенно меня осенило, и я стал вынашивать свой план, с которым думал обратиться к американцам. Задача состояла в том, чтобы выманить Принца в пустыню. Для этого нужно набить С-130 клетками с хубарой. Скажем, восемь сотен я готов был им предоставить. Задача была сложная, нужно было сначала довезти их по семь-десять штук в клетях и уже в самолете выпустить из них. За время этой процедуры и два часа полета несколько десятков хубар скончались бы от стресса.
Я представлял себе, как весь исхлещенный и исклеванный, весь в птичьем дерьме, я бы орудовал в грузовом отделении… Пустые клетки срываются со своих мест, заваливаются: в одну попасть ногой, в другую головой, потерять ориентацию. Успокоиться. Сесть и смотреть, как то вспархивают, то успокаиваются красотки, как летят перья, а из поилок льется вода. Птичий помет жжет кожу…
И тут потихоньку открывается люк — мы над местом.
Механизм спускает пандус, несколько птиц проваливаются в пасть, но остальные вылетать и не думают, перепархивают и жмутся к ребрам фюзеляжа. Привязанный страховкой, я хватаю их одну за другой и вышвыриваю в ревущую за боротом темень. Летим мы на восьмистах метрах…
Еще через неделю так же, ночью, все повторить.
Скоро до Принца дойдет весть о прилете хубары. Он не выдержит такого искушения и выйдет со своим белым соколом на охоту. Беспилотные самолеты, круглосуточно барражирующие данный район, засекут и передадут для наводки пеленг телеметрического датчика, прикрепленного к оперению сокола. Минут через двадцать „томагавк“, вылетевший с крейсера, стоящего у берегов Бахрейна, достигнет цели.
Таков был мой план».
Стайка иссиня-черных дроздов стелется перебежками по ковру камнеломок, пронзительно вскрикивают, наскакивают друг на друга, перепрыгивают по камням, пунктиром перенося маячки оранжевых клювов.