Перлюстрация. Перехват информации

Отдельно накапливались «документы» для «оперативного использования», отдельно — для химической проверки, отдельно «до выяснения» и т. д. Особое значение придавалось чистоте рабочего места. Приступая к работе, цензор обязан был прежде всего дочиста протереть стол и вымыть руки — это делалось для того, чтобы на письмах ни в коем случае не оставались следы, в том числе видимые отпечатки пальцев проверяющего.

При извлечении вложения из конверта необходимо было обратить внимание на то, чтобы после проверки оно было положено обратно в конверт в прежнем виде, то есть такой-то стороной кверху, сложенное по всем прежним загибам.

Внимание и наблюдательность считались неотъемлемыми качествами цензора, без них он и шагу ступить не мог. Так, ему вменялось в обязанность обращать внимание на оттиск штампа гашения марок, на следы клея на клапанах, на оттиск штампа гашения марок, на следы клея на клапанах, на оттиски на вложении после написания адреса отправителем, на чернильные оттиски после парового вскрытия и т. п.

Все указанные «мелочи» служили цензорам ориентирами, которыми они руководствовались, вкладывая вложение обратно в конверт. Вложение из конверта следовало вынимать осторожно, обязательно над самым столом, обращая при этом внимание на то, чтобы ничего из письма не выпало и не потерялось, особенно небольшие фотографии.

Перлюстрация одного письма продолжалась от 2-х до 4-х минут. В это время никто не имел права подойти к цензору, отвлекать его от работы, которой он занимался. Вообще во время перлюстрации в цензорском зале царила «мертвая» тишина. Цензоры были поглощены «обрабатываемыми документами», то есть изучением и оценкой мыслей авторов писем.

По характеру почерка опытный цензор мигом определял, к какой категории людей зачислить отправителя, и какое письмо у него в руках, — от школьника или старика, от мужчины или женщины. Разумеется, нетрудно было усмотреть также — написано ли оно грамотным человеком или неучем.

Уже на основании этих поверхностных наблюдений он был в состоянии сообразить, заслуживает ли данное письмо более серьезного внимания или достаточно его только мельком пробежать. Редкий случай, чтобы что-то существенное ускользнуло от бдительного «ока» тайного цензора.

Отделения «ПК» были призваны бдительно следить за тем, чтобы все высказывания граждан в письмах соответствовали установкам партийной пропаганды. Только письма, отвечавшие этому основному требованию партии, беспрепятственно пропускались по адресам назначения. А вот послания, содержавшие крамольные мысли, просто задерживались.

Следует отметить, что в своей деятельности отделение «ПК» руководствовалось совершенно секретной инструкцией МГБ беспрепятственно пропускались только письма семейного бытового, дружеского, интимного содержания, а также разные сведения из партийной печати, радио — без всяких анализов или выводов, неугодных властям.

Инструкция обязывала всех цензоров Советского Союза конфисковывать, кроме вышеупомянутой крамолы, еще сообщения об авариях и катастрофах, эпидемиях, пожарах и стихийных бедствиях, депортациях, массовой смертности, низком жизненном уровне советских людей или восхваления западного образа жизни, религиозную пропаганду и т. п. Эта инструкция постоянна пополнялась новыми запретами.

Некоторые авторы писем пускались в эксперименты, например, считали, что достаточно бросить письмо в почтовый ящик другого города, другой области, лучше всего в Москве — лично, если случится там быть, или через кого-то из знакомых, отправляющихся в столицу.

Гораздо строже, чем обычно, «обрабатывались» именно такие «документы». Их вылавливала группа «Списки» соответствующего города и, если в них содержась хоть что-нибудь, представлявшее интерес для чекистов, возвращала по месту жительства автора, но с соответствующей сопроводиловкой в УМГБ, в которой указывалось, что документ направляется для «оперативного использования».

Возвращалось такое письмо по вполне понятной причине, ибо подразумевалось, что в городе, где проживал и трудился его автор, он может и должен стать объектом пристального наблюдения и соответствующей «оперативной разработки».

Были и такие, которые писали анонимные письма или письма с вымышленными адресами отправителей, полагая, что цензура их не вычислит, а получатель по почерку, по содержанию письма догадается, от кого оно. Напрасный труд!

Таким хитрецам не было известно, что группа «Списки» изучала характер и особенности каждого почерка письма от человека, числившегося у них в списках. И если это было письмо от такого зарегистрированного человека, то вероятность его доставки адресату сводилась к нулю.

Рабочий день был строго регламентирован. В течение 50 минут цензоры усиленно занимались перлюстрацией. В это время все мысли, чувства, действия, описанные в письмах, подвергались цензорскому анализу, затем следовал 10-минутный перерыв, во время которого можно было покурить, перекусить, немного размяться, послушать политинформацию, почитать газету.