– У каких еще адвокатов?
– У наших.
– Что за документы?
– Регистрация. Покупка торгового центра. Твой контракт как внешдира «Милагрос Сольветра США».
– Ну нафиг. Кто такой внешдир?
– Директор по внешним сношениям. Ты уже на должности. Только не подписала контракт.
– Кто сказал?
– Лондон. Мы с Тлен все обсудили, пока я был там.
– Допустим, я внешдир, а ты тогда кто?
– Гендир, – ответил Бертон.
– Знаешь, как глупо это звучит?
– Поговори с Тлен. Ты директор по внешним сношениям, вот и начинай сношать ей мозги.
– Пока это ты мне сношаешь мозги. Соглашаешься хрен знает на что от моего имени.
– Приходится реагировать быстро.
На пустую стоянку въехал «тарантул» и затормозил, пердя жареной курицей. Флинн глянула вниз и встретила широкую улыбку Коннера. Тот заглушил мотор.
– Во что его засунули? – спросил Бертон.
– Что-то среднее между балетным танцором и рубщиком мяса, – ответила Флинн под прищуренным взглядом Коннера. – Демонстратор боевых искусств.
– Спорю, ему понравилось.
– Даже слишком. – Флинн открыла дверцу.
Бертон вылез со своей стороны и обошел машину.
Коннер вывернул шею, чтобы видеть Флинн:
– Давай скорее туда, где есть все пальцы.
– Не забывай, кто тебя туда вытащил. Мой брат тут совсем охренел. Воображает, будто мы затеяли стартап и он – гендир. Не будь таким же.
– Пальцы, ноги-фигоги, мне ничего больше не надо. Привез катетер. В гермопакете в багажнике трайка.
– Ах как интересно, – сказала Флинн.
Бертон отстегивал Коннера от трайка.
– Дамы и господа, – произнес Мейкон, распахивая изнутри закрашенную серым стеклянную дверь, – наш североамериканский флагман рад приветствовать гостей.
На нем была строгая голубая рубашка с черным полосатым галстуком, застегнутая на все пуговицы и накрахмаленная, но не заправленная в драные джинсы.
– Солидно, – сказала Флинн, увидев за спиной Бертона Шайлен в темно-синей офисной юбке и таком же пиджаке. Даже копна волос выглядела деловой прической.
– Привет, Шайлен, – сказал Бертон.
Он нагнулся и взял Коннера на руки, словно неходячего десятилетнего ребенка. Коннер закинул левую – единственную – руку Бертону на шею. Судя по всему, привычным жестом.
– Привет, Коннер, ты как? – спросила Шайлен.
Флинн чувствовала в подруге какую-то перемену, хотя не могла бы сказать, что именно не так.
– Помаленьку. – Коннер подтянулся на согнутой руке и звонко чмокнул Бертона в щеку.
– А ведь я могу просто бросить этого ушлепка на асфальт, – проговорил Бертон, словно размышляя вслух.
– Уйдем с чужих глаз, – сказал Коннер.
Мейкон отступил с дороги. Бертон с Коннером на руках шагнул вперед, Флинн за ним, Шайлен вошла последней и закрыла дверь.
Просторное помещение ярко освещали светодиоды в прозрачных желтых проводах. На заляпанных краской гипсокартонных стенах четко выделялись места, где раньше были прилавки и перегородки. Кто-то уже пропилил сюда прямоугольную дыру из заднего помещения фабы и завесил ее с другой стороны синим полиэтиленом. На полу перед дырой лежали две новые электропилы.
Чуть дальше стояли три больничные койки с белыми матрасами в не до конца снятой пузырчатой пленке, три капельницы и штабель упаковочного пенопласта высотой с Флинн.
– Что это? – спросила она.
– Тлен продиктовала, я заказал, – ответил Мейкон.
– Я думала, ты лазарет открываешь, – заметила Флинн. – Для больницы что-то сильно говнецом припахивает.
– Сантехник уже выехал, все исправит, – сказала Шайлен. – Электрика в норме, мини-пейнтбольщики поставили розеток – хоть попой ешь. Буду помаленьку прибираться в перерывах между основными делами.
– Мы снова туда, верно? Койки для нас? – спросила Флинн.
– Коннер первый, – ответил Бертон, укладывая того на ближайшую.
– Только что закончил печатать ему новый телик, – сказал Мейкон. – Такой же, как у тебя, Флинн. Тлен считает, ему надо поскорее акклиматизироваться. Пока его перифераль упражняют с помощью облачного ИИ.
Флинн глянула на Мейкона:
– Ты уже во все въехал?
– Главная часть работы. По большей части все логично, но иногда упрешься в такое, что кажется невозможным или в корне неправильным. Тогда Тлен либо объясняет, либо говорит не брать в голову.
Флинн обернулась. Бертон разговаривал с Шайлен. Слов было не разобрать, но чувствовалось, что Шайлен уже не лезет на стенку, как раньше, стоило им оказаться рядом.
– Она продала фабу? – спросила Флинн.
– Да, – ответил Мейкон. – Не знаю за сколько, но, думаю, за много. Очень кстати, а то я в последнее время здорово замотался, а она тут как рыба в воде.
– Как она с Бертоном?
– Нормально.
– Был напряг. Еще день или два назад.
– Да, – согласился Мейкон. – Но при том она ухитрялась кормить себя и еще многих в городе за счет дела, которое было не «Мега», не лепка наркотиков и хотя бы отчасти не левое. В этом смысле, я бы сказал, она не изменилась. Просто стала сосредоточенной.
– Я не думала, что она когда-нибудь успокоится насчет Бертона.
– Что тут действительно меняется, – продолжал Мейкон, – так это экономика.