Переворот

— Вы можете сказать, что эти колодцы принесли воду. А я скажу вам, что Всевышний мог бы заставить реку течь по хребту. Вы говорите: здесь теперь растет трава, так что появилась пища для овец, растут фиговые и апельсиновые деревья, а то, что не растет, можно купить. А я говорю: Сахара некогда была вся зеленая, и Всемилостивый дал ей высшую красоту, красоту самого малого, неизменную, незагрязненную, необходимую. Сейчас в мире идет сражение между армиями тех, кто довольствуется необходимым, и тех, кто живет в условиях переизбытка. Присоединяйтесь к этому сражению. Господь дал вам сегодня в руки возможность разгромить и испепелить это зловредное явление на нашей земле, это зловонное вторжение!

Но понял ли он, интуитивно или как-то иначе, суть происходящего? Непонятное розовое вещество, несомненно, имеющее в основе нефть, находилось в выемке фарфоровых писсуаров, по которым стекала моча, — для чего его туда прилепляли? В качестве талисмана, джю-джю, жертвоприношения чистоте.

— Вы говорите, — выкрикнул он в микрофон, который казался ему сейчас узким горлом большой гулкой трубы из тыквы, — что здесь тяжело жить и что засуха сделала жизнь еще тяжелее. А я говорю: безоблачное небо является отражением безоблачной души Куша, души, освободившейся от тирании материального мира. «Восхваляй своего Владыку, сохраняй одежду в чистоте и держись в стороне от всякой грязи».

Дьяволы, стоявшие позади него, продолжали совещаться. А толпа, размеров и протяженности которой он не мог видеть, была подобна парусу на далеком озере Тиммебаго, который ждет, когда подует ветер и натянет парус или же, если направление неверно рассчитано, парус изменит угол наклона.

— Народ мой, ваш президент тяжело переживает засуху, она чуть меня не сломала, пока я не понял: засуха — это явившийся нам Свет, и то, что мы при этом чувствуем себя несчастными, — богохульство. Книга книг порицает: «Ваши души с колыбели и до могилы полны мирской корысти». Книга книг обещает: «Скоро вы узнаете. Если вы будете со всею несомненностью знать правду, вы увидите огонь Ада, — увидите собственными глазами». Народ мой, давайте разожжем большой костер. Белые дьяволы с их машинами проникли к нам через дверь нашей слабости, наших блужданий и нетвердой приверженности идеалам исламского марксизма, красоте Рождения, славе Куша, которой завидовали фараоны и которую проклинали христиане Аксума! Перестань блуждать, народ мой! Разрушь этот гнусный храм Маммону! Солдаты, стреляйте! Эллелу приказывает вам стрелять!

В молчании, воцарившемся в ответ, послышался голос сотрудника по связи с общественностью, который буркнул:

— О'кей, хватит!

И микрофон был вырван из руки диктатора. Сотрудник по связи с общественностью сказал в микрофон:

— У руководства есть вопрос, на который, я уверен, все здесь хотели бы услышать ваш ответ. Вопрос следующий: с чего вы взяли, что вы — полковник Эллелу?

— Сейчас я это докажу, — спокойно произнес Эллелу и умолк, дожидаясь, чтобы толпа расступилась и дала дорогу неопровержимому доказательству — президентскому «мерседесу».

Но толпа не сдвинулась в едином порыве, не отошла, как море, в сторону, зато каждая голова заинтересованно завертелась в ожидании, а объединения не произошло. Эллелу встал на цыпочки, затем подпрыгнул, опершись на крылоподобное плечо сотрудника по связи с общественностью. Он не видел ни Мтесы, ни Опуку, — впрочем, нет, подпрыгнув в третий раз, он обнаружил Опуку, который стоял пассивным зрителем по ту сторону ограды, а когда Эллелу подпрыгнул в четвертый раз, то увидел, что рядом с Опуку, жуя резинку, стояла девчонка в абрикосовом бюстгальтере. Ни Мтесы, ни «мерседеса» не было и следа, — лишь малиновые буквы на бетонном сооружении с пандусом, быстро пожелтевшие под солнцем Сахары, возвещали: АВТОСТОЯНКА.

А за надписью расстилалось бесцветное небо.

Толпа, поскольку никакого подтверждения не появилось, начала галдеть, считая, что ее обманули. Белый инженер — лицо его блестело от пота, а тонкие светлые волосы цвета навоза больной козы были прочесаны гребенкой, словно по ним прошла борона, — произнес в незаменимый микрофон:

— Что скажете, люди добрые? По-моему, мы дали этому парню шанс высказаться. Если кто из вас хочет пить, заходите в буфет справа от входной двери, получите бесплатно каждый по банке пива. Не толкайтесь — всем хватит.

— Это предательство, — сумел все-таки выкрикнуть Эллелу свои последние слова в качестве президента, прежде чем толпа со смертоносным ликованием покатилась по нему.

Он превратился в игрушку, в погремушку. Из колодцев продолжали качать нефть, а на другом конце города продолжали вращаться на лужайке дождевые установки. На небе появилась маленькая тучка.

VII

Борьба человека с судьбой абсолютно чужда арабской культуре.

Сахайр эль-Каламави, 1976