Переведи меня через Майдан...

— С таким пузом не то что сексом заниматься, а трудовую повинность нужно отрабатывать. Он же как на стройное, женское тело взгромоздится, так тут и ему и ей кранты придут.

— Чья бы корова мычала… — Самойлов натянул на себя джинсы и майку. — Я со слабым полом, друг мой Рогов, завязал. И надеюсь, окончательно.

— Зарекалась коза в огород не ходить. — хозяин квартиры приложился к запотевшей бутылке, и половину её содержимого переместил в свой желудок.

— Да вот, зареклась. — Самойлов тоже взял пиво.

— Иди ты. — Рогов даже перестал пить. — Неужели, так серьёзно? Ну, развёлся, с кем не бывает. Но чтобы стать отшельником… Прости, на подобные подвиги моя персона не способна.

— При чём здесь подвиги. Нина правильно ушла. — Самойлов сделал маленький глоток, прочувствовал вкус напитка, и только после его проглотил.

— То есть? — не понял Сергей.

— А то, что я во всём виновен.

Рогов посмотрел на Дмитриева. Тот неопределённо пожал плечами: мол, а я откуда знаю.

— И в чём ты виновен?

— Да во всём. — Самойлов выпил первую бутылку, и откупорил вторую. — Начиная с того, что свою карьеру поставил превыше всего. Выше семьи. Выше детей, которых у нас так и не было. Опять же по причине моего карьерного роста. А что в результате? Остались я, и моя сомнительная карьера.

— Но карьера-то неплохая. — Рогов попытался поудобнее устроиться в кресле. — всё-таки стать ведущим журналистом на московском телеканале не каждому дано.

— Каждому дано то, что ему отмеряно. — Самойлов с сожалением отставил пустую бутылку. — А стать ведущим журналистом не проблема. Тёлки, то есть, простите, женщины, в данной сфере человеческого социума передвигаются по лестнице на верх значительно быстрее, нежели мужики. По понятным причинам. И их, то есть слабый пол, ни в коем случае нельзя винить. У нас ведь до сих пор наблюдается дискриминация по отношению к данной половине человечества. И не нужно морщиться, так оно и есть. Вот они и нашли ту нишу, в которой могут делать деньги значительно качественнее и чище, чем в других отраслях. А то, что их домогаются? Так это повсюду.

Рогов посмотрел на Дмитриева. Тот отмахнулся: понесло. И вот так всегда, не в первый раз. Теперь с трудом успокоится.

— К женщинам приставали всегда и везде. — продолжал Самойлов. — Что есть нормально. Путь кричат законники, о нарушении прав человека. Но, всё-таки нормально. И понятно. Мужчина хочет женщину — это природное. Дети. Будущее. Хуже, когда не хочет. Представьте себе, хоть на миг, что у нас все педерасты. Все. Без исключения. Мужики живут с мужиками. Детей клонируют в пробирках. Женщине на работу устроиться невозможно, поскольку на неё никто не обращает внимания. Она, то есть женщина, становится простым материалом. Биологическая масса. И не более. Впрочем, как и мужики. Всё — биомасса. Какую женщину устроит подобного рода перспектива? Да никакую. — Самойлов взял ещё одну бутылку пива и опустошил её. — Вот и мою не устроило. Хотя, до уровня биомассы она не дошла. А, впрочем…

Самойлов махнул рукой, и отвернулся от хозяина квартиры.

— Он что, стал спать с мужиками? — Рогов подмигнул Володе.

— Да нет. — тот подхватил игру. — Правда, как то приставал ко мне. Но я выстоял. Он ко мне, знаешь, так подойдёт, и как пристанет… Ну, думаю, всё, не сдержусь. А потом вспомню о семье, — Дмитриев наигранно всхлипнул, — О жене, детях. О тёще. Очень, знаешь, помогает сохранить девственность. И ему говорю: нет, отстань, противный! И он отстал.

Володя жеманно тряхнул рукой, копируя женские жесты. Рогов чуть не свалился со стула от смеха. Самойлов посмотрел на обоих своих друзей и покачал головой:

— Два придурка. Я им о возможном будущем. А они…

* * *

В дверь кабинета Густава Велера постучали.

— Можно?

— А, господин психолог. — Велер бросил взгляд на блокнот: Александр Брокман, так звали того любопытного, молодого человека, который быстрее всех разобрался в задании. — У вас имеются предположения? Не рановато ли? Назначенный срок ещё не вышел.

— Это не имеет значения. — улыбка психолога обезоруживала. — Кажется, я решил вашу задачу. У вас есть видеомагнитофон?

— Откройте шкаф. Любопытно, чем же вы хотите меня удивить.

Экран вспыхнул, и на нём Велер увидел знакомую фигуру Козаченко, выступающего на одном из Киевских митингов. Несколько минут собеседники смотрели на события двухнедельной давности.

— И что? — Велер с недоумением обернулся к Брокману.

— Посмотрите на него внимательно.

Велер тяжело вздохнул.

— Знаете что, Александр, я смотрел на данную картинку не одну сотню раз.

— Вы смотрели. А нужно было видеть. — психолог вскочил с места и подошёл ближе к телевизору. — Обратите внимание. — и Брокман принялся повторять за Козаченко все жесты. — Постановка руки: вот он её вскинул. Сжал в щепоть, будто ухватился за нечто ценное. Смотрите, люди внимательно следят за щепотью. Следующий кадр. Рука приложена к сердцу. Он за получасовое выступление сделал так семь раз. Смотрите, часть слушающих повторяет вслед за ним данный жест. Занимательно, правда? Но вот самый ценный эпизод. Видите, ему вручают большой хлеб…