Переулок Мидак (ЛП)

И тут в голове её молниеносно сверкнула идея, которая пришлась ей по душе, и она решила её осуществить: сходить к старухе Рабах, что жила у Зелёных Ворот, и попросить её прочесть ей судьбу по звёздам и выпросить несколько амулетов, ведь они были ей так нужны в этой ситуации — действенный амулет или полезное благовоние.

16

— Что я вижу?!.. Ты и впрямь почтенный человек..!

С этими словами Зайта вонзил взгляд в пожилого человека прямой осанки, который стоял перед ним со смиренным и покорным видом… На его тощем теле был потёртый джильбаб, однако вид у него был степенный, как и сказал специалист по созданию калек. Большеголовый, седой, круглолицый, со спокойными и почтительным взглядом, словно вся его солидность, осанка и соразмерность принадлежали старому военному в отставке. Зайта принялся тщательно разглядывать его при тусклом свете лампы, затем вновь заговорил:

— Ты почтенный человек. Ты и впрямь желаешь заниматься нищенством?

— Я и есть фактически нищий, однако нищий-неудачник.

Зайта откашлялся и сплюнул на пол, протерев губы рукавом своего чёрного джильбаба:

— Ты слишком хрупкий, чтобы нести на своём теле такой тяжёлый груз. По правде говоря, после двадцати лет не годится носить на себе искусственное увечье. Ведь искусственное увечье — это то же самое, что и естественное, его так же трудно изготовить!… Пока кости свежи и целы, я любому нищему гарантирую, что протез его будет с ним постоянно, но ты-то уже старый человек, на пороге могилы стоишь, так что же я могу тебе изготовить?

И он задумался. Когда он погружался в свои мысли, рот его широко открывался, а язык подрагивал и выглядел, словно голова змеи. Затем вдруг глаза его заблестели и он воскликнул:

— Почтенность — это самое ценное увечье!

Посетитель изумлённо спросил его:

— Что вы имеете в виду, мастер?

Тут Зайта изменился в лице от гнева и громко закричал:

— Мастер?!… Ты когда-нибудь слышал, чтобы я читал Коран на похоронах?

Его ярость застигла врасплох просителя, и он вскинул ладони и взмолился, прося прощения дрожащим голосом:

— Упаси Господь… Я ничего плохого не имел в виду, сказал это только из уважения к вам.

Зайта пару раз сплюнул и хвастливо-тщеславным тоном сказал:

— Даже самые великие доктора в Египте не способны делать то же, что делаю я, сколько бы ни старались. Разве тебе не известно, что изготовить фальшивое увечье в тысячу раз сложнее, чем сделать настоящее?.. Настоящее увечье мне так же легко изготовить, как плюнуть тебе в лицо.

Проситель с преувеличенным уважением ответил:

— Простите меня, господин. Поистине, Аллах — всепрощающ и милостив.

Гнев Зайты утих, и он острым взглядом поглядел на просителя, затем сказал, не скрывая некоторых ноток раздражения в голосе:

— Я же сказал, что почтенность — это самое ценное увечье.

— Как так, господин мой?

— Тебе достаточно быть просто почтенным и солидным, чтобы преуспевать как нищий редкостной категории.

— Почтенным и солидным, господин?!

Зайта протянул руку к кувшину на полке и вытащил оттуда полсигареты, затем положил его на место, а сигарету зажёг через отверстие стеклянного светильника, затем сделав длительную затяжку, сощурил свои блестящие глаза и медленно сказал:

— Увечье — не для тебя. То, что тебе нужно — стать более приятным и интеллигентным. Хорошенько выстирай свой джильбаб и каким-нибудь образом сделай так, чтобы твоя феска выглядела поношенной. Ходи прямо, во весь свой рост, но смиренно и униженно, подходи к посетителям кафе и стыдливо останавливайся в сторонке. Протягивая руку, изображай страдание, но не произноси ни слова. Говори глазами. Разве тебе не знаком язык глаз?!… На тебя будут глядеть пристальными взглядами с удивлением и говорить: «Он из благородной семьи, но так унижен. Не может быть, чтобы он был одним из профессиональных попрошаек». Ну, сейчас ты понял, что я хочу?… Со своей почтенностью и солидностью ты будешь зарабатывать в два раза больше, чем те, кто обладает каким-нибудь увечьем.

И с этими словами он потребовал от него попробовать сыграть свою новую роль, встав и пристально следя за ним с сигаретой в зубах. Подумав немного и нахмурившись, сказал:

— Возможно, ты уже внушил себе, что вознаграждение мне не причитается под тем предлогом, что я не изготовил тебе увечье, которое бы требовало оплаты, и ты свободен делать что хочешь. Однако при условии, что направишься ты в другой квартала, а здесь, в кипящем жизнью квартале Хусейна, появляться не станешь.

Мужчина взмолился и страдальчески произнёс:

— Упаси Господь, чтобы я предал того, кому так обязан!

На этом встреча окончилась, и Зайта проводил посетителя до самой входной двери у печи. Когда он шёл обратно, то обратил внимание, что пекарша Хуснийя сидит в одиночестве на циновке, а Джаады нет и следа. По своей привычке встречая её, Зайта всегда находил повод переброситься с ней парой словечек, выражая симпатию и скрытое восхищение ею. Он сказал:

— Ты видела этого человека?

Пекарша Хуснийя равнодушно ответила:

— Он приходил за увечьем, так?