— О, воспоминания моего счастливого детства! Я всё-ещё помню своё излюбленное место отдыха на тротуаре: я полз на четвереньках, пока не достиг бордюра тротуара, выходящего на дорогу. На том месте в земле находилась яма, где скапливалась стоячая вода от дождя, полива или скота. На дне её собирался ил, а на поверхности возились мухи. По обе стороны её лежал мусор, падающий на дорогу. Вот было завораживающее, сказочное зрелище! Затянутая тиной вода канавы, и разноцветный мусор по обе стороны: кожура помидоров, стебли петрушки, грязь, ил и мухи, что носились над ней и садились на поверхность. Я поднимал веки, отяжелевшие из-за мух, и окидывал взором свой весёлый летний курорт. И весь мир не мог бы сделать меня счастливее.
Пекарша саркастическим тоном вздохнула:
— Ну и счастливчик… Ну и везунчик…
Её радость и то, как она слушала его историю, подарили ему удовольствие. Ещё более осмелев, он сказал:
— В этом весь секрет моей привязанности к тому, что вы несправедливо называете мусором. Человек способен привыкнуть к чему угодно, каким бы странным и аномальным это ни было, и поэтому боюсь я за вас, за то, что вы привыкнете к этому скоту.
— Ты вновь возвращаешься к этому?
Похоть ослепила и оглушила его:
— Конечно. Нельзя пренебрегать истиной.
— Кажется, ты стал аскетом.
— Однажды я попробовал вкус милосердия, как я уже говорил вам. Я ещё в колыбели был тогда.
Тут он указал рукой на навозную кучу, где квартировался, и добавил:
— И моё сердце отчего-то подсказывает мне, что мне повезёт и я отведаю его ещё раз вот в этом убежище.
И головой он кивнул в сторону своей комнаты, словно говоря ей: «Пойдём же». Женщина рассвирепела; его дерзость довела её до бешенства, и она закричала прямо ему в лицо:
— Ну берегись, дьявольское отродье!
Голос его задрожал:
— Как же может сын дьявола остерегаться соблазнов собственного отца?
— А если я сломаю тебе шею?
— Кто знает… Возможно, я обнаружу, что это тоже приятно.
Внезапно мужчина поднялся и немного попятился назад: он полагал, что достиг желаемого, и что пекарша будет покорна ему. Он был одержим безумием, что толкало его нарушить все нормы. Глазами он вперился в глаза женщины с каким-то оцепенением и зверством. Затем он неожиданно протянул руку к краю своего джильбаба и со сверхъестественной быстротой сдёрнул его, оставшись голым. Женщина какое-то мгновение пребывала в замешательстве, затем вытянула руку и схватила кувшин, что стоял неподалёку, швырнув его метким и сильным движением. Он попал прямо ему в живот, отчего из горла его вырвался рёв, и он упал, скрутившись, на землю.
17