– Ты всё равно выглядишь лучше, чем я. Пора. – Доминика поднялась. – Хочешь совет? Учись прощать. Ну, пока.
– Пока, – проговорила Кира, глядя вслед уходящей Доминике.
Накинув капюшон, но так, чтобы длинные распущенные волосы красиво лежали на плече, Доминика, виляя бёдрами, ушла в сторону кладбищенских ворот. Ей навстречу вышел невысокий мужчина с рыжеватой бородой. Из-под куртки выглядывала чёрная ряса. Проводив Доминику удивлённым взглядом, он подошёл к ступенькам, где в сумке швырялась Кира. Пожалев, что не успела намотать шарф, она специально опустила голову пониже и надеялась, что священник просто пройдёт мимо. Но он остановился у ступенек, внимательно посмотрел на заляпанную землёй лопату и обратился к Кире:
– Вы ко мне?
Кира подняла голову и, отбросив со лба седую прядь, посмотрела священнику прямо в глаза. Увидев её лицо, тот крякнул.
– Меч, – вдруг произнесла Кира. Перед глазами промелькнула Доминика и тот бесплотный, в ореоле. Только теперь Кира осознала, что он сжимал меч и уже готов был нанести удар.
– Какой меч? – ошарашено переспросил священник.
– Меч? Нет, свечку, – быстро сказала Кира, поднимаясь на ноги и отряхивая руки о джинсы. – Мне свечку поставить.
– Всем только свечку поставить, – пробормотал батюшка, открывая для Киры дверь и пропуская её вперёд.
Батенко захлопнула папку и положила её на стопу, скопившуюся на столе. Откинувшись на спинку стула, потёрла глаза. Слава всё не звонил, хотя близился полдень. Сама Батенко обычно успевала забрать Светку около одиннадцати, как только в монастыре заканчивалась служба.
Евгения Ивановна обычно объясняла спешный отъезд тем, что Светке надо в школу, плюс успеть сделать домашнее задание, помыться и ещё что-нибудь. На самом деле её стало пугать желание дочки проводить каждые выходные в бывшем колхозном общежитии, то есть в так называемой «гостинице для паломников» с железными скрипучими койками в два ряда.
Хотя поначалу улучшения в состоянии Светки только радовали. Глубокие шрамы, оставленные осколками зеркала, не заживали две недели, но затянулись после первой же ночи в монастыре. Восстановилась речь, прошла бессонница. Врач даже отменил антидепрессанты.
Только из-за общей суеты Батенко смогла тогда забрать Светку домой, а её ведь хотели вместе с остальными отправить в психушку. Один вылетел из окна и жаловался, что врачи «скорой» отрезали его крылья. Чуть позже, когда суматоха потихоньку сходила на нет, Батенко выяснила, что тот парень тоже значился в писке клиентов Артели. Даже пару семинаров у них прошёл. Этакий недоделанный перетворец.
И не он один. Та, что покончила с собой, отписав имущество прямой конкурентке, тоже имела связи с Артелью. Как раз устранение конкурентки и «творила». Её признали невменяемой, чтобы опротестовать завещание. А наследница оказалась не промах – много крови выпила у родственников.
И та девица из банка, что начальницу огрела. Тоже, кстати, просила перетворцев продвинуть её по службе. Хотя, судя по всему, она и сама прекрасно справилась бы. Нет, конечно, бить начальников по голове нельзя.
Батенко ещё раз посмотрела на часы и уже достала телефон, чтобы позвонить Славе, но передумала. Он всё-таки взрослый человек, сам справится. Но надо же побыстрее Светку привезти, конец весенних каникул как-никак, экзамены скоро.
Побарабанив пальцами по столу, Батенко в очередной раз стала перелистывать тома дел, которые приготовила для отправки в архив. Несчастные случаи с перетворцами и их клиентами… Имущественные претензии наследников… Документы по ликвидации Артели…
Да где их носит? Хоть бы позвонили. Светка – понятно, она вообще недавно заявила, что не прочь остаться в монастыре насовсем. Ей, видишь ли, теперь нравится петь на клиросе. А вот играть на саксофоне, на который столько денег потрачено, ей не нравится. Хорошо, тамошний священник уговорил её закончить школу.
Да ещё эта Кира. Хотя Светка говорила, что Кира уехала из монастыря ещё в начале марта. Вроде как перебралась на ферму в Ежевичную. Наверное, от одного её вида там всё молоко разом скисло.
Тогда, ещё в декабре, Евегения Ивановна только-только устроила Светку в комнате «гостиницы» и вышла на поиски уборной. И вдруг столкнулась лицом к… ладно, это всё же лицо. В общем, неожиданно встретила Киру. Та коротко кивнула и прошла мимо Батенко, глупо застывшей с открытым ртом.
Даже теперь, от одного воспоминания о лице, будто сшитом чёрными нитями из белых лоскутов, и синюшных разводах на руках, дрожь пробирала. Ладно, хоть бусы вернула.
Евгении Ивановне очень не нравилось соседство Светки с Кирой, хотя дочь говорила, они совсем не общались. Кира вроде как вообще почти ни с кем не разговаривала, кроме одной беззубой монахини. Да и жила, к счастью, не в гостинице (правильно, от подобного соседства все паломники мигом бы разбежались). Ей выделили старый сарай у ворот, где она спала на топчане из соломы, согревалась печкой-буржуйкой и ухаживала за козами в монастырском подсобном хозяйстве.